Блеф

Он выпрямился и сыграл молниеносный пассаж на открытых струнах. Музыканты кое-как подыграли ему.

– О боже, – сказала Си-Си. Отпила из бокала, а Бадди Холли запилил «Ура Хэзел» Томми Роу. Потом сыграл быстрый вариант «Шейлы», а под конец – печальный, почти блюзовый вариант «Красных роз для синей леди» Бобби Винтона. И продолжил в таком же духе. Сыграл много музыки, сделавшей известными в пятидесятых всяких Томми и Бобби.

– Я хочу услышать «Синди Лу» или «Вот это будет день», или «Это так просто», или «Ти таун», – сказала Корделия, машинально болтая в бокале джин с тоником. – А не это дерьмо.

А я-то ожидал услышать «Любовь не исчезнет», подумал Джек. Глядел, как Холли устраивает ретроспективу старой попсы, и погружался в депрессию. Вполне достаточную, чтобы всерьез пожелать Бадди Холли смерти на пике славы, а не дожить до такого убожества и самоподражания.

За соседними столиками шли пьяные разговоры, слышался смех. Похоже, большая часть сидящих забыла, что на сцене играет Бадди Холли. Когда Холли собрался заканчивать программу, то представил композицию очень просто.

– Кое-что новенькое, – сказал он.

Но немногочисленные слушатели этого не оценили. Они уже были настроены откровенно враждебно.

– Пошел на хрен! – заорал кто-то. – Лучше музыкальный автомат вруби!

Холли пожал плечами. Развернулся. Ушел со сцены.

Гитаристы тихо положили инструменты. Барабанщик встал и положил палочки на усилитель.

– Почему он не играет свою классику? – спросила Корделия. – Подождите, – сказала она товарищам. Встала и схватила за воротник Бадди Холли, который шел к бару. Принялась что-то с жаром ему говорить. Потом подвела к их столу, нашла свободный стул и на чистой силе воли заставила его сесть. Холли с удивлением смотрел на происходящее. Корделия представила сидящих. Музыкант вежливо кивал головой и пожимал руки.

Джек почувствовал, что его пожатие руки крепкое и уверенное, вовсе не вялое.

– Мы все – ваши страстные поклонники, – начала Корделия.

– Тогда мне следует извиниться за то, что вы здесь, – ответил Холли. – Похоже, мне перед всеми стоит извиниться. Сегодня плохой концерт.

Он пожал плечами.

– Постольку, поскольку все нынешние клубные концерты такие же.

Холли виновато улыбнулся.

– Почему вы не играете свою собственную музыку? – без обиняков спросила Вонищенка.

– Вашу прежнюю музыку, – добавила Корделия. – Великую.

Холли оглядел сидящих за столом.

– У меня есть причины, – сказал он. – Это не вопрос «хочу – не хочу». Я просто не могу.

– Ну, может, я помогу вам передумать, – с улыбкой сказала Корделия. И принялась рассказывать о предстоящем мероприятии в «Доме смеха», о том, как в следующую субботу Холли сможет начать выступление, что, может, стоит начать с попурри из той музыки, которая сделала его суперзвездой в пятидесятые и начале шестидесятых, что возможно – возможно – концерт и телетрансляция смогут воскресить его карьеру музыканта.

– Так же, как Босс нашел Гэри Бондса, игравшего в таких же барах, – закончила она.

Бадди Холли был совершенно ошеломлен бьющим через край энтузиазмом Корделии. Поставил локти на стол, пристально глядя на содовую с лимоном, которую принесла ему официантка, а потом поднял взгляд на Корделию и слегка улыбнулся.

– Послушай, – начал он. – Я тебе очень благодарен. Честное слово. Услышать такое – радость на весь вечер… черт, на целый год вперед.

Он отвел взгляд.

– Но я не могу этого сделать.

– Но ведь можете, – сказала Корделия.

Он покачал головой.

– Подумайте над этим.

– А что толку? Ничего не получится.

Он погладил ее руку.

– Но, спасибо за идею.

С этими словами он кивком попрощался с остальными, встал и неуклюже пошел сквозь дым играть второе отделение концерта.

– Проклятье, – сказала Корделия.

Джек поглядел на спину музыканта, когда Холли забирался на сцену. Было что-то знакомое в том, как он двигался. Ощущение поражения. Джек подумал, что видел такие же обвисшие плечи и склоненную голову всякий раз, глядя в зеркало. Еще сегодня утром.

И задумался, насколько же годы и несчастья, о которых никто не знает, сломили Бадди Холли. Хотел бы я…

Поначалу он даже не дал себе закончить мысль.

Хотел бы я помочь ему, сказал себе Джек.

– Хочешь уйти или остаться? – спросила Си-Си Корделию.

– Ухожу, – ответила Корделия. И добавила еле слышно: – Но, думаю, я вернусь.

– Как Мак-Артур? – спросила Вонищенка.

– Нет, скорее, как сержант Престон из конной полиции, – ответила Корделия.

Воскресенье

– Так кого ты назвал цыпочкой? – спросила Корделия голосом, более холодным, чем океан у Джонс-Бич.

– Я сказал, – начал дежуривший с утра в «Холидэй Инн» администратор, – что мы не можем так запросто давать гостевые комнаты любым цыпочкам, которые мимо проходили.

И улыбнулся ей.

– Таковы правила.

– Тебе рассказать, как рано мне пришлось встать, чтобы попасть на поезд, идущий сюда? – требовательно спросила Корделия. – Или сколько мне пришлось ждать такси на вокзале Нью-Брансуика?

Улыбка на губах администратора слегка угасла.

– Простите.

– Я тебе не чертова группи! – рявкнула Корделия, шлепнув по стойке визиткой с дорогим тиснением. – Я пытаюсь сделать Холли звездой.