Блеф

Странность была готова сделать все, о чем бы ни попросил сенатор Хартманн. От этой мысли Кукольник в голове Грега просто плясал от наслаждения. Этой ночью… этой ночью все будет просто восхитительно.

Кукольник устал осторожничать, пусть и Грег еще этого не сделал.

Грег силой загнал эту личность в самые дальние уголки своего разума.

– Спасибо, Пэтти, – сказал он. Почувствовал удовольствие, через Кукольника. Отдельные личности внутри Странности любили, когда их узнавали. – Что еще?

Странность кивнула. То, что могло быть женской грудью, слегка выперло сквозь ткань плаща слева.

– Я следила за всем. Никто не входил и не выходил, только те двое, о которых ты сказал. Все просто.

Слова стали неразборчивыми, когда форма рта под фехтовальной маской начала меняться.

– Хорошо. Я это ценю.

– Никаких проблем, сенатор. Только попроси, как всегда.

Грег улыбнулся и заставил себя похлопать Странность по плечу. Внутри что-то скользило. Он заставил себя не вздрогнуть, слегка сжав плечо.

– Еще раз спасибо. Я вернусь минут через двадцать.

Благодарность и преданность, исходившие от Странности, заставили Кукольника расхохотаться. Грег поправил маску клоуна. Странность уперлась в заднюю дверь. Створки заскрипели, лопнула металлическая цепочка. Грег уверенно вошел через покосившиеся двери внутрь.

– Мы закрыты, – сказала Кристалис, стоя в дверях своего кабинета с внушительного вида пистолетом в руке. Позади нее Грег увидел Даунза.

– Вы меня ждете, – тихо сказал Грег. – Вы послали мне письмо.

Он снял клоунскую маску. Даже не пользуясь силой Кукольника, он ощутил страх и возмущение, едкий металлический вкус которого возбуждал Кукольника. Грег усмехнулся, позволив себе немного проявить собственную нервозность.

Почему так неуверенно?

Все должно быть точно. Даже с той информацией, которую дала нам Видео, мы не знаем всего. Гимли не доверял Видео, не давал ей видеть некоторые вещи. У них есть то, что было у Кахины и Гимли.

А у тебя есть я.

Грег все хорошо спланировал. Видео была чудесной, послушной марионеткой, уже не первый год. Но даже с тем, что она смогла ему передать, даже с тем, что он нашел с помощью правительственных разведслужб и из других источников, он все равно блуждал в сумерках. Один неверный шаг, и все будет кончено.

Грег всегда был осторожен, всегда выбирал безопасный путь. Безрассудство никогда его не привлекало, а нынешнее дело было безрассудством. Но после Сирии и Берлина у него, похоже, не оставалось другого пути.

– Простите, что не смог прийти к вам в приемные часы, – сказал он почти извиняющимся тоном.

– Я решила, что наш разговор имеет слишком приватный характер.

Хорошо. Пусть они думают, что говорят с позиции силы, по крайней мере, хоть чуть-чуть. Тебе нужно знать, что они знают.

Кристалис опустила пистолет, и мышцы под ее прозрачной кожей расслабились. Надетое на ней платье не слишком-то скрывало ее тело. Красные губы, будто повисшие над прозрачной плотью, сжались.

– Сенатор, – сказала она с поддельным акцентом, который так не любил Грег. – Я так понимаю, что вы знаете, что хотели бы обсудить я и мистер Даунз.

Грег сделал вдох и улыбнулся.

– Вы хотели поговорить о тузах, – сказал он. – Особенно о тех, которые, так сказать, являются тузами в рукаве и которые и далее намерены оставаться таковыми. Хотите понять, что я мог бы сделать для вас. Думаю, обычно это называют шантажом.

– Ах, какое некрасивое слово, – сказала Кристалис, делая шаг назад. Ее губы снова сжались, а глаза на черепе, будто из фильма ужасов, моргнули. – Входите, пожалуйста.

Кабинет Кристалис был роскошен. Полированный дубовый стол, роскошные кожаные кресла, дорогой ковер на паркете из ценных пород дерева, деревянные книжные полки с аккуратно расставленными книгами с золотыми переплетами. Даунз сидел, явно нервничая. Нерешительно улыбнулся Хартманну, когда сенатор вошел.

– Привет, сенатор. Что стряслось?

Грег не удостоил его ответом. Лишь жестко посмотрел на Даунза, и тот, шмыгнув носом, откинулся на спинку кресла. Кристалис прошла мимо Хартманна, окатив его волной запаха духов, и уселась за стол. Показала рукой на одно из свободных кресел.

– Присаживайтесь, сенатор. Я не думаю, что наш разговор будет коротким.

– О чем именно мы говорим?

– Мы говорим о том факте, что я раздумываю, сделать ли достоянием гласности то, что вы являетесь тузом. Я уверена, что вас это совершенно не обрадует.