Блеф

– Я имею доказательство, – тихо ответила Миша в ответ на бешенство Сары. Спокойно посмотрела снизу вверх ей прямо в глаза.

– Сны, – бросила Сара.

– Больше, чем сны. В мечети, когда случилась та перестрелка, сенатор был ранен. У меня его пиджак. Я отдала кровь на анализ. В ней инфекция. Вирус Дикой Карты.

Сара потрясла головой.

– Нет. Ты просто хотела, чтобы анализ дал такой результат.

– Или Хартманн сдал подложный анализ. Для него это очень просто, не так ли? – настойчиво сказала Миша. Дикая боль в глазах Сары ранила ее, но она терпела. Сара была ключом ко всему. Видения ясно сказали, что это так. – А это означает, что ты, возможно, была права насчет твоей сестры. Это может объяснить то, что произошло со мной. Может объяснить то, что произошло в Берлине. Может объяснить все, все те вопросы, которые ты перед собой ставила.

– Тогда отправляйся с этим доказательством к прессе.

– Я делаю это. Уже сейчас.

Сара мотала головой вперед-назад, отказываясь верить услышанному.

– Этого недостаточно.

– Возможно, самого по себе. Нам нужно все, что ты можешь нам сказать. Ты должна знать больше – другие странные случаи, странные смерти…

Сара продолжала качать головой, но ее плечи обмякли, а гнев угас. Она отвернулась от Миши.

– Я не могу поверить тебе, – сказала она. – Пожалуйста. Просто оставь меня.

– Погляди на меня, Сара. Мы в этом, как сестры. Нам обеим причинили боль, и я хочу возмездия за это, как и ты хочешь возмездия за твою сестру. Мы будем плакать и истекать кровью, и нам не будет исцеления, пока мы не узнаем правду. Сара, я знаю, как смешиваются любовь и ненависть в нас обеих. В этом мы будто родственники. Мы обе позволили любви ослепить нас. Я люблю своего брата, но ненавижу то, что он делал. Ты любишь Хартманна, но есть и темная сторона Хартманна. Ты не можешь пойти против него потому, что, сделав так, ты признаешь, что по ошибке отдала себя ему, потому, что, когда он рядом , ты можешь думать лишь о том Хартманне, которого ты любишь. Тебе придется признать, что ты была неправа. Придется признать, что ты отдала себя тому, кто использует тебя. Поэтому ты медлишь.

Ответа не было. Миша вздохнула и кивнула. Она больше не могла говорить, понимая, что каждое ее слово оставляет рану в душе Сары. Она встала и пошла к двери, мягко коснувшись спины Сары, когда проходила мимо нее. Почувствовала, что плечи Сары дрожат от беззвучных рыданий. Миша уже взялась за ручку двери, когда Сара заговорила сдавленным голосом.

– Ты поклянешься, что это его пиджак? Он у тебя?

Миша не отпустила ручку двери, даже не смея обернуться, не смея даже надеяться.

– Да.

– Ты веришь Тахиону?

– Чужаку? Я его не знаю. Гимли он, похоже, не нравится. Но я поверю ему, если ему веришь ты.

– На этой неделе я буду в Нью-Йорке. Жди меня у входа в больницу Джокертауна в четверг вечером, в шесть тридцать. Принеси пиджак. Мы попросим Тахиона сделать анализ и тогда узнаем. Узнаем, вот и все. Этого достаточно?

Миша едва не ахнула от облегчения. Хотела рассмеяться, хотела обнять Сару и плакать вместе с ней. Но лишь кивнула.

– Я там буду. Обещаю тебе, Сара. Я хочу знать правду, вот и все.

– А если Тахион скажет, что это ничего не доказывает?

– Тогда мне придется учиться жить с чувством вины за то, что я сделала.

Миша уже поворачивала ручку, но вдруг остановилась.

– Если меня там не будет, знай, что он остановил меня. Тогда тебе решать, что делать.

– Это дает тебе хорошую возможность выйти из игры, – насмешливо сказала Сара. – Просто взять и не прийти.

– Ты сама в это не веришь. Так ведь?

Ответом было молчание.

Миша повернула ручку двери и вышла.

Вторник, 22.00

Кристалис распахнула дверь в свой кабинет. Она не обратила практически никакого внимания на карлика, сидевшего в ее кресле и положившего босые ноги на ее стол. Закрыла дверь, и вечерний шум, доносящийся из «Кристального дворца», стал еле слышен.

– Вечер добрый, Гимли.

Настроение у Гимли и так было скверное, а то, что в глазах Кристалис не было ни тени удивления, когда она его увидела, хорошего настроения не добавляло.

– Пора бы привыкнуть было, что тебя никогда врасплох не застанешь.

Она наградила его тонкой улыбкой, повисшей в пространстве над переплетением мышц и сухожилий.

– Я знаю, что ты уже не первую неделю здесь. Это уже не новость. Как твоя простуда?

Гимли выразительно шмыгнул носом. По спине пробежал озноб, будто прокатились кубики льда.

– Хреново. Погано себя чувствую. Температуру уже два дня сбить не могу. И, похоже, кто-то в моей организации не умеет держать язык за зубами.

Он печально поглядел на Кристалис.

– Не простудился бы, если бы ходил обутым. А еще ты мне что-то принес.

– Блин, – выругался Гимли. Скинул ноги со стола и соскочил с кресла, скорчив рожу. От резкого движения у него закружилась голова, и он ухватился за стол рукой.

– С тем же успехом я мог войти через главный вход. Почему бы вообще не пропустить разговор, и ты бы сразу ответила, а?