Когда работа была сделана – или почти сделана, – я снова взял Исеулт на Этелингаэг, одев так же, как раньше, только на этот раз под драгоценным мехом на ней было платье из оленьих шкур. Я поставил юную красавицу посреди деревни и сказал, что Хасвольд может ее забрать. Староста осторожно посмотрел на меня, потом – на нее.
– Она моя?
– Целиком и полностью, – ответил я и шагнул назад.
– А где ее сестры? – жадно спросил он. – Родные и двоюродные?
– Их я приведу завтра.
Он поманил Исеулт к своей хижине:
– Пойдем.
– В ее стране, – сказал я, – существует обычай. Это касается мужчин, которые ведут женщин в свою постель.
Он вопросительно уставился на прекрасное лицо темноглазой Исеулт, облаченной в толстый серебристый плащ.
Я сделал еще шаг назад, словно собирался уйти, и староста рванулся вперед, потянулся к молодой женщине, но тут Исеулт выпростала руки из-под толстого мехового плаща, и в одной из них блеснуло Осиное Жало. Исеулт полоснула клинком по животу Хасвольда, а потом с криком, полным ужаса и удивления, рванула клинок вверх. Я увидел, что она заколебалась, поняв, сколько нужно сил, чтобы проткнуть живот человека, да к тому же явно потрясенная тем, что наделала. Потом сжала зубы и сильно рванула клинок, разделав старосту, как карпа. Он издал странный мяукающий вопль, отшатнувшись под ее мстительным взглядом. Внутренности старика выплеснулись в грязь, а я оказался рядом с Исеулт, держа в руке обнаженный Вздох Змея.
Исеулт задыхалась и вся дрожала. Она сама хотела разделаться с Хасвольдом, но я сомневался, что впредь она когда-нибудь сможет убить человека.
– А ведь вас по-хорошему просили сражаться за вашего короля! – прорычал я жителям деревни.
Хасвольд лежал на земле, дергаясь в конвульсиях, кровь пропитала его одежду из шкур выдры. Он снова издал странный мяукающий крик, пытаясь провести грязной рукой по своим вываливающимся внутренностям.
– За вашего короля! – повторил я. – Да сражаться за него – это долг каждого из вас. Наш общий враг – датчане, и если вы откажетесь с ними сражаться, тогда вам придется сражаться со мной!
Исеулт все еще стояла рядом с Хасвольдом, который дергался, как умирающая рыба.
Я оттеснил ее и воткнул Вздох Змея в горло старосты.
– Отрежь ему голову, – сказала она.
– Зачем?
– Это очень сильная магия.
Мы поместили голову Хасвольда на стену форта, лицом в сторону датчан. Со временем там появились еще восемь голов: то были сторонники Хасвольда, их убили жители деревни, которые рады были от них избавиться. Но головы Эофера, лучника, среди этих трофеев не оказалось.
Как выяснилось, этот верзила был дурачком и не умел говорить, мог только хрюкать и временами издавать воющие звуки. Его смог бы повести за собой даже ребенок, но при этом недоумок обладал необыкновенной силой и прекрасно стрелял из лука: Эофер был способен уложить взрослого кабана за сотню шагов. Кстати, именно так и переводилось его имя: «кабан».
Я оставил Леофрика командовать гарнизоном Этелингаэга и вернулся вместе с Исеулт в деревню, где мы жили. Моя подруга была молчалива, и я подумал, что она погружена в печаль, но потом она вдруг рассмеялась.
– Смотри! – указала Исеулт на тусклую липкую кровь мертвеца на меховом плаще Эльсвит.
Она все еще сжимала в руке Осиное Жало. То был мой короткий меч, так называемый сакс – страшное оружие в ближнем бою, когда люди стоят так тесно, что нет места размахнуться длинным мечом или топором.
Исеулт сполоснула лезвие, а потом оттерла остатки крови подолом мехового плаща Эльсвит.
– А это трудней, чем я думала, – сказала она, – убить человека.
– Для этого нужна сила.
– Зато теперь я получила его душу.
– Так вот почему ты так поступила?
– Чтобы дать жизнь, ты должен отобрать ее у кого-то другого, – заявила она и отдала мне Осиное Жало.
Когда мы вернулись, Альфред брился. Он отпустил бороду, но не ради маскировки, а потому что слишком пал духом, чтобы заботиться о своей внешности. Однако когда мы с Исеулт подошли к его убежищу, он стоял голым по пояс перед большим деревянным корытом с теплой водой. Я заметил, как сильно исхудал наш король. Он умылся, расчесал волосы и теперь выскабливал щетину старым лезвием, одолженным у местного жителя. Его дочь Этельфлэд держала кусок серебра, служивший Альфреду зеркалом.
– Я чувствую себя лучше, – серьезно сообщил он мне.
– Вот и хорошо, мой господин, – ответил я. – И я тоже.
– Значит ли это, что ты кого-то убил?
– Она убила. – Я мотнул головой в сторону Исеулт.
Он задумчиво посмотрел на нее.
– Моя жена, – сказал Альфред, окунув бритву в воду, – спрашивала, на самом ли деле Исеулт – королева.
– На самом деле. Но этот титул не много значит в Корнуолуме. Она была королевой навозной кучи.
– И она язычница?
– Вообще-то, Корнуолум был христианским королевством. Разве брат Ассер тебе об этом не говорил?
– Он сказал, что тамошние жители были плохими христианами.
– Я думаю, судить об этом следует только Богу.
– Хорошо, Утред, не будем спорить!
Король махнул в мою сторону бритвой, потом наклонился к серебряному зеркалу и выбрил верхнюю губу. После чего поинтересовался: