Бледный всадник

Я обдумал все это. Мой собеседник говорил как-то вяло и безжизненно, словно бы сам не верил в свои слова, но я подумал, что в них есть определенный смысл, хотя кое в чем король и заблуждается. В Уэссексе немало здоровых мужчин, которые будут сражаться, если найдется человек, способный их возглавить. Может быть, мы смогли бы построить укрепления на болоте, нанести поражение Свейну, затем взять Дефнаскир и, таким образом, постепенно отвоевать Уэссекс обратно. Может быть… Однако, обдумав ситуацию более тщательно, я рассудил, что все это пустые мечты. Датчане победят. Мы жалкие изгнанники.

Альфред погладил золотистую головку дочери.

— Датчане наверняка откроют охоту на нас, пока мы здесь, так?

— Так.

— Вы можете нас защитить?

— Но нас ведь всего двое: только я да Леофрик!

— Ты же опытный воин, верно? Люди говорят, что это ты победил Уббу.

— Так ты знал, что я убил Уббу? — изумился я.

— Вы сможете нас защитить? — гнул свое Альфред.

Однако меня не так-то просто сбить с толку.

— Ты знал, что это я подарил тебе победу у Синуита?

— Да, — ответил он просто.

— Ив награду за это велел мне ползать на коленях у алтаря? Подверг унижению?

Гнев заставил меня повысить голос, и Этельфлэд, открыв глаза, уставилась на меня.

— Я совершал ошибки, — сказал Альфред, — и, когда все будет позади и Бог вернет Уэссекс восточным саксам, я сделаю то же самое, что и ты: надену балахон кающегося грешника и вручу себя Всевышнему.

Вот мерзавец! Мне захотелось прикончить этого ханжу, но Этельфлэд смотрела на меня своими большими глазами. Девочка не двигалась, поэтому отец не догадывался, что она проснулась, но я-то знал, и потому, не дав волю гневу, беспощадно его подавил.

— Ты на собственном опыте убедишься, что покаяние идет нам на пользу, — проговорил я.

Альфред просиял, услышав это.

— Оно помогло тебе? — спросил он. — Как?

— Оно подарило мне гнев, — пояснил я. — И научило ненавидеть. А гнев — это хорошо. И ненависть — тоже хорошо.

Но похоже, Альфред ничего не понял.

— Ты говоришь не всерьез, — сказал он.

Я наполовину вытащил из ножен Вздох Змея и заметил, что глаза у маленькой Этельфлэд расширились.

— Это убивает, — заявил я, позволив мечу скользнуть обратно в выстланные овчиной ножны, — но именно гнев и ненависть дают оружию силу убивать. Пойди на битву, если сердце твое не преисполнено гнева и ненависти, — и ты мертвец. И если мы хотим выжить, нам понадобятся не только все клинки, какие ты сможешь собрать, но и гнев и вся ненависть.

— Но ты не ответил, — сказал Альфред. — Ты сможешь защитить нас здесь? Не подпустить датчан, пока мы не решим, что делать?

— Да, — кивнул я, — смогу.

Откровенно говоря, я сомневался, по силам ли мне такое, но у меня имелась гордость воина, а потому я дал достойный ответ. Этельфлэд не сводила с меня глаз. Ей было только шесть, но я клянусь, что она понимала все, о чем мы говорили.

— Тогда я назначаю тебя главным в этом деле, — сказал Альфред. — Здесь и сейчас я назначаю тебя защитником моей семьи. Ты принимаешь на себя такую ответственность?

О, я был высокомерным животным. И я до сих пор остался таким. Король бросил мне вызов, и, конечно, он прекрасно знал, что делает, хотя я этого тогда и не понимал. Альфред затронул тайные струны моей души.

— Разумеется, принимаю, — сказал я. — Согласен.

— И больше ты ничего не хочешь добавить? — спросил он.

Я заколебался, но, поскольку, как ни крути, король только что оказал мне большую честь, я решил не упрямиться и дать Альфреду то, чего он хотел, сказав:

— Я согласен, мой господин.

Он протянул руку. Я понимал, что теперь он потребует от меня еще большего. Честно говоря, мне это было не по душе, но, поскольку я уже назвал его «мой господин», отступать было некуда: я встал перед ним на колени (он по-прежнему держал дочь) и взял его руку в свои.

— А теперь принеси мне клятву! — потребовал Альфред, держа крест, который носил на шее, между нашими руками.

— Клянусь служить тебе верой и правдой, — сказал я, глядя в его бледно-голубые глаза, — до тех пор, пока твоя семья не окажется в безопасности.

Король заколебался. Я принес ему клятву верности, но с оговоркой. Я дал понять, что не останусь у него на службе вечно, но он принял мои условия. Теперь Альфреду полагалось поцеловать меня в обе щеки, но, опасаясь побеспокоить Этельфлэд, он лишь поднял мою правую руку и поцеловал ее, а потом поцеловал крест.

— Благодарю тебя, — сказал он.

Нимало не сомневаясь, что Альфред обречен, я тем не менее с упрямством и высокомерием глупого юноши поклялся служить ему верой и правдой. Полагаю, это произошло потому, что на меня пристально смотрела шестилетняя малышка. Девочка с золотыми волосами.

Глава седьмая

Болото стало теперь королевством Уэссекс, и целых несколько дней в нем имелись: король, епископ, четыре священника, два воина, беременная супруга короля, две няньки, одна шлюха и двое детей (один из которых был тяжело болен), а также Исеулт.