Блажий Омут

— Не получится снять, если только тот, кто его наслал, искреннего прощения не попросит и своих слов обратно не возьмёт, —я в задумчивости скривил губы. — Да и этого мало, раз жизнь её теперь навеки с этим местом связана из-за мёртвой воды, — я демонстративно отряхнул меч и вложил обратно в ножны. — Но я мог бы попытаться, кабы знал, как к ней подобраться.

Болотник булькнул, посмеиваясь. Звонко шлёпнул себя по мокрому пузу и заявил:

— Так бы сразу и сказал, Ловчий, что подойти к ней надобно. Я ж не курица, чтоб уговаривать меня нестись. Не страшись ни меня, ни девонек моих, делай, что должно. Никто тебя не побеспокоит, клянусь вековечным зыбуном.

А дальше произошло такое, что мы с Котом отпрянули от неожиданности.

Закипела чёрная вода в окнах, вздыбилась тина. Зловонные испарения поднялись со дна трясины, а с ними принялись возникать на поверхности большие мшистые кочки, волглые и ярко-зелёные. Они вспучивались одна за другой, образовывая неровную дорожку до самого дерева.

— Вот! Милости просим! — широким жестом пригласил меня Болотник, когда вода перестала бурлить, а кочек вылезло достаточное количество.

— Заманивает, — проворчал Кот, прижав уши к голове.

— Обижаешь, варгин! — владыка топи поморщился. — Моя цель одна, чтоб вы Марию забрали и убрались с моих угодий подобру-поздорову. А то от её рыданий у меня голова болит, а лягушки перестают икру метать с перепугу.

Я повернулся к своему другу:

— Я всё же попробую ему довериться, Кот. Но ежели я с головой под воду уйду, ты за мной не кидайся, а в деревню к старосте беги. Скажи ей всё, как есть. Пусть мужиков возьмут из соседних деревень и смолы побольше. И сожгут здесь всё. А в воду пусть яблочный уксус и еловую живицу выльют. Три бочки, не меньше.

— Какая низость, слову хозяина не верить, — обиженно фыркнул Болотник. — Ежели твоя белобрысая голова уйдёт под воду, так это ты сам оступился. Но и то, я сам тебя на берег вытащу. Клянусь моими головастиками.

Но на том он прекратил меня убеждать и попросту нырнул в болото, устав от нашего разговора окончательно.

Я же принялся искать для себя жердь покрепче да подлиннее.

Варгин ходил вокруг меня и нервически подёргивал усами.

— Мы же должны были уже на тот берег реки перебраться, — проворчал он. — Куда тебя вечно несёт, скажи мне на милость?

Я молча отломил длинный побег лозняка. Проверил, чтоб он хорошо гнулся и был вполне крепким.

— Далась нам эта Мария, — не унимался Кот. — Давай уйдём. Другую переправу поищем, а?

— Не страшись, заячье сердце проглотивши, — я хотел было погладить варгина промеж ушей, но тот сердито увернулся. — Болотник не врёт. Они сами хотят от неё поскорее избавиться. Жди тут. Я буду очень осторожен.

И я ступил на первую кочку, которая влажно чавкнула, но не провалилась под моим весом.

Я ещё никогда так медленно не передвигался. Подолгу тыкал жердью каждую кочку и проверял глубину воды вокруг прежде, чем сделать шаг. А Кот всё ходил вдоль берега взад-вперёд, мотая хвостом.

Спустя полчаса я добрался до последней кочки размером с добротный обеденный стол. Она вспучилась прямо подле заветного дерева, упираясь в него одной стороной. Болотник сделал всё, чтоб я мог дотянуться до птицы. Оставалось надеяться, что кочки не сгинут вместе с красавицей Марией.

Я помахал рукой Коту, воткнул жердь в кляклую почву и медленно достал меч из ножен. Старался сделать это бесшумно.

Но Жар-птица, до того момента крепко спавшая под звуки боя с кикиморами, крики Болотника и бульканье вскипающих кочек, вдруг открыла сапфировые очи и горделиво выпрямила шею, дабы смерить меня полным безразличия взглядом. Её рубиновые перья запылали ярче, и всё же огня на них было недостаточно, чтобы поджечь дерево, на котором она сидела.

Остриё моего меча упёрлось в пернатую грудь громадной огнептицы.

— Одно неверное движение, и ты превратишься в курицу на вертеле, — предупредил я с угрозой в голосе.

Но птица лишь изящно выгнула шею и засмеялась. Заливисто и совершенно по-женски.

— Боюсь, полакомиться тебе не удастся, потому, что твоя дичь будет с привкусом человечины, — насмешливо заметила она.

Я опустил меч.

— Слышал твою историю, Мария, — кивнул я. — Ты соблазняла чужих мужчин. Даже отчимом не побрезговала. Мать тебя прокляла за это. А ревнивые бабы на болото заманили и покалечили. Да только мёртвая вода тебя спасла, обратив огнептицею. А ты как переродилась, так мстить и начала.

Жар-птица медленно кивнула.

— И кто же тебя послал ко мне, обо всём рассказав? — уточнила она, поудобнее усаживаясь на чёрном остове дерева так, что под её весом обуглившаяся древесина жалобно заскрипела.

— Староста деревни, — я нахмурился. — Томила.