Блаженный Августин

– Андрей! – вновь разрыдалась Наталья, – да как же так? Как же так – мы не смогли – то?!

– Не надо, Наташенька, не надо! Уж как есть, так и есть, на всё Воля Божья.

– Андрей, ты за всё это время, ко мне даже не прикоснулся, брезгуешь?

– Нет! Что ты?! – негромко рассмеялся Андрей, – просто ещё не время, Наташа, ЕЩЁ НЕ ВРЕМЯ.

Повозившись некоторое время с новыми замками, несмотря на "приобретённый уже опыт" весь обмирая и холодея от Предстоящего, Андрей Юрьевич перешагнул через порог "в родное гнездо". Захлопнув за собой дверь и уронив сумку неспешно перекрестился и опустившись на колени забормотал глядя в пол:

– Да Воскреснет Бог…

Проплакав стоя в течении получаса на коленях в прихожей бывшей когда-то родным домом квартире, снял уличную обувь и нашарив в ящике прихожки, СВОИ!, старенькие тапочки, нашмыгнул их и пошаркал внутрь мало-мало отремонтированного, от устроенного им десять лет назад ПОБОИЩА, жилья.

Побродив недолго по дому и осознав, что старенькая тёща, несмотря на "лютую" к нему ненависть, содержала всё в приличном порядке, завернул на кухню:

– Не может быть! – воскликнул не веря своим глазам заглянув в работающий холодильник, – ох, мама-мама, ну Вы прям как всегда, наготовили так, что целую роту накормить можно! А меня и в глаза видеть не желаете…, ну и ладно, сам виноват…

Разогрев и перекусив оставленными "бывшей" тёщей разносолами, помылся и обессиленно упал в свежевыстиранную и отглаженную постель.

"Там будет лето и зима,

Неразделимо и безбрежно,

И рядом с осенью – весна,

Всё оживит дыханьем нежным.

Там пруд речной, родник и море,

Неслитно, нераздельно ждут,

Когда испив земное горе,

Тела забвенью предадут.

Те души, что Отцу служили,

Страдая немощью своей

И перед Небом – ныли, ныли,

Не видя в райский сад дверей.

Не видя, но о нём мечтая,

Томясь греховностью плоти,

В которой, ангел причитает,

Прости нас, Господи, прости!

Здесь – в темноте и мерзкой жиже,

Страдает – тихий Ангел Мой,

Зовёт меня – быть к Богу ближе,

Авось, возьмёт Он – нас домой…"

(Автор)

Андрей, в который раз, стоял во сне у наглухо закрытой двухстворчатой металлической двери, ожидая того самого, что случалось неизменно каждый раз. Сейчас, как всегда, из клубящегося за спиной непроглядного мрака, выпрыгнут то ли, здоровенные как телята волки, то ли, некрупные драконы, и неважно, что будет делать он: останется ли стоять изо всех сил стучась руками и ногами в запертую дверь, или побежит направо, или налево, вдоль уходящей в бесконечность, неизмеримо высокой Белой Стены, они нагонят его и прыгнут на спину. И, в который раз, Андрей проснётся весь мокрый от ужаса, с бешено колотящимся, готовым выпрыгнуть из груди сердцем, и, в который уже раз, пожалеет о том, что проснулся.

– Никуда не побегу, – прошептал сам про себя, во сне, понимая что спит, Андрей, – пусть будет как будет. Не пускают, ну и ладно, что теперь…

Обречённый поднял взгляд, чтобы снова посмотреть на изученную им до малейших подробностей Сказочную Дверь и…

– О, Господи!!!

Приподнятый, подхваченный Неведомой Силой Андрей вскочил и прыгнул в светящийся всеми цветами радуги, открытый дверной проём. Сзади, за спиной, пахнуло жаром как из доменной печи. Взвыла отсекаемая начисто нечисть.

Андрюша стоял изумлённо разглядывая свои пухленькие ручки, ножки и всё тело одетое в его детскую одежду:

– Ну надо же! – иронично пискнул своим детским голоском и побрёл по дорожке из жёлтого песка.

– Что-то, какой-то он странный, – удивился загребая сандалиями непонятно тяжёлый песок. Нагнувшись и зачерпнув горсть, – ёлки-палки! Так это же золото! Настоящее золото! Ну дела, – высыпав песок обратно на тропинку и отряхнув ладошки, приоткрыв от изумления рот побрёл дальше разглядывая открывающиеся справа, слева и впереди картины.

Он шёл: то по морскому летнему берегу, то по шуршащему золотой листвой осеннему лесу, то по искрящемуся зимней сказкой неведомому городу, то по звенящей птичьими голосами весенней лужайке.

Андрей увидал ЕЁ издалека. Видение со всех ног несущейся к нему, одновременно бегущей и летящей девочки, с развевающимися за спиной, то золотыми, то, вдруг, белокурыми, то каштановыми кудрями; одетой в переливающуюся, радужную вуаль затмило всё вокруг.

– Андрюша!!! – запыхавшись остановилась в шаге от него МЕЧТА ВСЕЙ ЕГО ЖИЗНИ, – ты всё-таки смог! У тебя получилось!

– Ты! Я знаю тебя! – задохнулся от неизъяснимой нежности Андрей, – ты мой Ангел Хранитель!

– Да.

– И при жизни? Кем ты была на земле? – спросил Андрей, тут же "читая" ответ в светящихся Неизмеримой Любовью глазах, – о нет! – задохнулся от стыда перед НЕЙ, – Ты Святая Е…

– Андрей! – тут же раздался над головой строгий женский голос, – это что ещё такое?! Опять ты хулиганишь? Даже здесь. Знаешь же, что пока сюда окончательно не перешёл, никакой информации вслух! Всё, Девочка Моя, прощайся пока что с ним. Ненадолго. И ты давай, иди уже, Неслух. Дела окончишь ТАМ и ДОМОЙ.