Валентина Ивановна встретила меня с каменным лицом. Она была очень бледна, а губы были поджаты и напоминали тонкую светло-розовую полоску.
Я не успела сесть, как она — в первый раз в жизни — на меня заричала.
— Ты совсем страх потеряла?
Я сильно сжала пальцами виски и промолчала.
— Это надо было напиться в ночную смену и завалиться в палату к мужчине!
Я удивлённо подняла на неё взгляд и прошептала.
— Значит и это приплели…
— Приплели? Нет, дорогая, не приплели, а рассказали, как ты — дрянь бессовесная — уже в который раз лезешь к Максиму, а тут ещё и напилась.
— Она, что следит за мной? — вспылила я, — значит вы её специально ко мне приставили?
— Здесь и преставлять никого не надо, у нас камеры стоят везде! По всему периметру клиники, кроме палат.
Я вспыхнула и опустила глаза.
— Охрана ещё две недели назад сообщила мне о твоих поползновениях в сторону Максима, но я думала, что ты одумаешься. А сегодня прихожу, а тут такое… такое. Отец тебя убьет, Алиса. Не на что не посмотрит. Узнает — прибьёт на месте. Воспитал пьянчушку и шлюшку.
Я ахнула и подскочила с места.
— Это не так!
Но она уже не слушала меня.
— Отца своего позоришь! Мы за тебя поручились, а ты здесь дом разврата устроила. Бегаешь к нему в палату как к себе домой, распутница, при том, что он шарахается от тебя. Максим две недели назад написал отказ от лечения, на время твоего волонтёрства. Парню деваться от тебя некуда. От такого важного лечения готов отказаться, лишь бы с тобой не пересекаться. Как только тебе не стыдно! Ты кем вообще себя возомнила?
Глава 20
Т.Валя подлетела ко мне и свирепо продолжила свой монолог.
— Вся охрана и пол клиники уже в курсе относительно твоего омерзительного поведения. А если пресса узнает! Ты вообще представляешь, что будет? Фёдор годами выстраивал себе безупречную репутацию. Он пользуется безграничным доверием всего нашего города. И в один миг его имя очерняется. И кем! Его единственной дочерью. Сучка ты! Неблагодарная! По другому и не скажешь.
Я закусила губу так сильно, что на её поверхности выступили капли крови, а во рту начал появляться металлический привкус.
— Ещё и фингал в полщеки. И знаешь, я не буду осуждать Максима, если это его рук дело. Тебя давно уже нужно как следует выпороть. Жалели всегда тебя, а ты…
— Хватит, — прошипела я и попыталась выбежать из кабинета.
— А ну-ка стой! Мы ещё не закончили.
Я развернулась к Валентине Ивановне и, еле сдерживая слёзы, проговорила.
— Что ещё осталось? Выпороть? Так поздно уже… упустили вы меня, я уже… уже в алкашку и шалаву превратилась. У таких святых и безупречных людей вырос такой урод.
— Ты ещё и огрызаться смеешь, бестыжая! Бог отвел твою мать от такого…
— Хватит! — уже рыдая прокричала я.
Да так прокричала, что на шум прибежала секретарша, но главный врач ее быстро выпроводила.
— В общем так! Ты заканчиваешь работу по всем заданиям Светланы Михайловны и это не обсуждается! Пока всё не сделаешь, из клиники не ногой, а как всё переделаешь, уходи и не возвращайся. Таких помощничков нам не надо.
Я развернулась к выходу и вдогонку услышала.
— К Максиму не ходи. Узнаю, что пойдешь к нему — сильно пожалеешь.
Я не помнила как оказалась на первом этаже и сразу зашла в туалет. Посмотрев в зеркало, я ахнула. По всей поверхности щеки растянулся продолговатый фиолетово-пурпурный синяк. Намочив сухое полотенце холодной водой, я приложила его к синяку, но боли не ощутила. Кожа синяка словно онемела, но не болела. Можно было замазать эту рану тоналкой, но я не стала это делать. В моем сердце зияла рана гораздо больших размеров и ее уж точно не чем не замажешь. А жаль.
К обеду, моё внутреннее состояние достигло бешеного накала, я боялась, что просто не смогу себя сдержать. Пока я возилась с бумагами, только ленивый не пришел на меня взглянуть. Конечно в открытую никто не приходил, всегда был «повод» или «причина», но я то понимала, что ходят они именно по мою душу. Наверняка уже все и обо всём знали.
В глаза мне никто ничего не говорил, но сколько было эмоций в их взгляде… Кто-то смотрел с осуждением, кто-то с «тщательно скрываемой» ехидной усмешкой, кто-то с любопытством, а кто-то с такой радостью и весельем, что я уже не сдерживалась и слала их на хер.
Вот люди! Как стервятники налетели на свежее мясо. Наверное уже представляют в своих головах, как меня распнут за такое поведение. Прям безгрешные праведники собрались.
Я старалась как могла не обращать на это внимание, но к обеду поняла, что если не уйду, хоть ненадолго с поста, то точно устрою скандал. А в моем положение — это почти самоубийство. Бумажных дел было еще очень много, а значит сидеть мне здесь довольно долго. Следовательно нужно сделать перерыв.
Я вышла из-за стола и огляделась. Время обеденное, поэтому всех как ветром сдуло. Мне обед не предлагали, да и после ночной дегустации кушать совсем не хотелось, поэтому решила пройтись.
Сама не знаю, как так получилось, но ноги привели меня именно к десятой палате.