БЛАТНОЙ

— Слушай, - нахмурясь, сказал я тогда, - кончай свои шуточки! При чем здесь эти дурацкие хода? Если ты что-нибудь знаешь…

— Ничего я не знаю, - пожал он плечами. - Просто так мне кажется.

— Если кажется, - проворчал я„ - надо креститься.

В этот момент кто-то за моей спиною проговорил хрипловато:

— Ну, как у вас тут, братцы? Чей верх?

Я живо обернулся и увидел Рыжего. Сутуловатый и щуплый, с костлявым, поросшим медной щетиной лицом, он навалился на меня, оперся о мои плечи.

— Перевес, кажись, на твоей стороне, Чума, - проговорил он, помедлив. - Ну да; ну да. Точно!

— Ну, это как сказать… - Девка поджал в усмешечке губы. - Перевес пока небольшой. А счастье, оно сам знаешь, переменчивое.

Отвлекшись невольно от шахмат, мы теперь вновь и с явной неохотой вернулись к игре. Былой азарт был уже утрачен; мы оба играли вяло, думали каждый о своем. И в результате эта партия наша окончилась вничью.

* * *

Ночью я лежал на нарах, ворочался и никак не мог уснуть. Мне было просторно лежать. Места, занимаемые некогда Лешим и Лениным (они располагались по обе стороны от меня), места эти были теперь пусты. Я остался один в полутемном нашем углу.

Хотя нет - не один. Ушедшие по-прежнему были со мною, мерещились мне и мешали забыться. Я попеременно видел то жуткий, немой силуэт сибиряка, то лицо Володи Ленина - распухшее, судорожное, неживое. Видел их обоих и размышлял об их участи. И с тоскою, с отчаяньем думал о собственной своей судьбе.

Судьба вела меня по тем же путям… То, что случилось с этими двумя, было, в принципе, уготовано и мне. Третьего варианта я не видел, не угадывал. Просвета не было. При всех обстоятельствах мне предстояло погибнуть, кончиться. Погибнуть от ножа или от петли. Или же - угодить в больничную палату.

В сущности, я испытывал сейчас приступ той самой, погибельной тоски, что когда-то впервые посетила меня на Кавказе и с тех пор преследовала повсюду.

Кто- то тронул меня за рукав. Я вздрогнул и увидел Девку.

Он, как всегда, улыбался. На щеках его подрагивали ямочки. Верхняя губа приподнялась лукаво и хищно.

— Не спишь, старик? - дохнул он мне в ухо.

— Н-нет, - сказал я.

— Поговорим?

— Ты все о том же?

— Да, понимаешь, хочу уточнить…

— Чего тут уточнять? - я оперся на локоть, потянулся за спичками. И потом, прикурив, сказал: - Все твои домыслы - бред. Ты же ничего не можешь доказать!

— Да чудак-человек, - зашептал, склонившись ко мне, Девка, - я вовсе и не собираюсь ничего доказывать. Я тебе не враг, наоборот! Просто интересно… Зачем?

— Но почему это, собственно, так заинтересовало тебя? - я пожал плечами. - Ты же ведь сам профессиональный мокрушник, душегуб. Всю жизнь сырость разводишь… Разве не так?

— Ну, так, - опустил он пушистые ресницы.

— Сколько за тобой мокрых дел?

— Да много, - отмахнулся Девка.

— Ну, вот! Комстролил людей - ни о чем таком не задумывался, а теперь вдруг…

— Ах, да погоди, - заторопился он. - Я о чем говорю? Если бы за мной кто-нибудь охотился так же, как Ленин за тобой, я тоже бы его устряпал. Запросто! Без лишних слов! Подпас бы где-нибудь - и кранты. Тут рассуждать не приходится. Но ведь Ленин… - он на секунду умолк, наморщился раздумчиво. - Ленин последнее время был уже неопасен тебе. Усекаешь? Он уже кончился, спекся. Потерял весь авторитет свой, всю свою власть.

— Ну, правильно, - подхватил я, - после карцера он был неопасен. Я это понял сходу. И посуди сам - какой же мне был смысл его убивать?

— Значит, нет? - спросил Девка и посмотрел на меня выжидающе.

— Значит, нет, - сказал я, твердо глядя в чистые его, прозрачные, немигающие глаза.

Какое-то время мы молча смотрели друг на друга. Потом он моргнул и отвернулся. Отполз было в сторону, но тотчас же воротился. И вновь услышал я сдавленный его шепоток:

— По чести, по совести - не ты?

— Не я.

— А если подумать?

— Все равно не я.

— А если хорошо подумать?

— Да нет же, черт тебя возьми! - хрипло и яростно произнес я тогда. - Пристал, как репей… Нет, слышишь? Нет! Не я.

— Н-ну, ладно, - сказал он с коротким вздохом. - на нет и суда нет. Спи!

И мягко, кошачьим движением спрыгнул с нар моих на пол.

* * *

Разговор с Девкой и эти его подозрения взволновали меня и расстроили чрезвычайно. В любую минуту он мог поделиться своими соображениями с другими - и тогда… Что произойдет тогда, я не знал, не представлял себе. Но при одной только мысли об этом мне сразу же становилось не по себе.

«Хоть бы скорее нас разогнали отсюда, - думал я, - отправили б меня куда-нибудь. И подальше. И по возможности - одного. Ах, скорей бы, скорее!»

В этом я видел единственное свое спасение… И в скором времени действительно меня угнали на этап.

Наконец-то я расстался с опостылевшей Карпункой и с ребятами, которых я начал невольно сторониться. Отправили меня, надо признаться, вовремя. Перед этапом я едва не впутался в опасное дело. Проживи я на пересылке еще немного - случилось бы непоправимое… Нет, Девка тут был ни при чем; на этот раз я мог сгубить себя сам.

Усталый, издерганный, исполненный смятения, я однажды чуть было не ушел в побег.

43 Во льдах