Благоухание молока

Бортпроводница предоставила мне пространство, зашторив проход. Я управился за минуту и все эти секунды одевания штанов думал, под каким соусом подать Женьке увиденное пророчество. Оно казалось мне не просто сном, но реальностью, да еще и сдобренной кофейной гущей, прям как в колдовских историях. Как говорили в моем монастыре – “спрашивай пока тебе не ответят или ты не будешь убит. А в критической ситуации иди путем кратчайшим”. Так я и сделал. Устроившись на своем месте, я толкнул его в плечо и сказал:

– В общем, наши святые на первый взгляд планы придется пересмотреть. Не будем мы строить ни родильный дом с дельфинами, ни центры раскрытия потенциала.

Его добрые карие глаза не шелохнулись. Было ощущение, что он знал о моих словах еще до их озвучивания.

– Ром, мы летим с тобой в красивый город. Там есть замечательная башня. Она мне очень нравится. Я отвечу тебе, когда мы поднимемся наверх. Ты не против?

– Как скажешь.

Европа встретила нас своей стандартной высокотехнологичной безразличностью. Мы бывали с ним в этом городе и все нужные места уже были отмечены на наших картах. День был прекрасным. Всё окружающее пространство располагало к его освоению тихим элегантным шагом. После легкого перекуса мы двинулись к намеченной точке – башне рыцарей монетного двора. По слухам её построили в 18ом веке, хотя есть мнение, что и в 16ом. Но основная ветка мифа неизменна сквозь века. В этом городе находился самый крупный завод по производству денег, снабжавший всю Европу тех времен единым эквивалентом. Его основали двое братьев, которые позже подверглись гонениям за попытки благотворительности и самовольного распоряжения деньгами в пользу нуждающихся. Конечно же, власти города публично казнили братьев под предлогом хищений из государственной казны. Знавшие же суть дела и получившие от братьев помощь, построили башню. Она была выше церкви и непонятно как уцелела. Говорят, что молодые девушки пришли к королю и сказали, что вырежут себе яичники, тем самым поставив под угрозу демографию города. Король дрогнул и башня стоит до сих пор как символ победы человечности над религиозностью и властью, а тех братье назвали рыцарями.

Приятный ветер, легкий и отважный, словно взгляд тех женщин, что сохранили башню, трепал волосы моему шефу. Пожалуй, лучшему шефу и другу что дарила мне жизнь. Я ценил его. Он был теплым. И когда входил в кабинет, у сотрудников ни разу не возникло состояние скованности и подчиненности. Он позволял естеству людей цвести свободно и спеть плодами достижений. В нашей организации не принято было опаздывать утром или задерживаться вечером. Всё делалось в срок, легко и непринужденно. В понедельник сотрудникам позволялось приходить к 11 часам. А в пятницу уходить в 15.00. Степень нагрузок для женщин подбиралась индивидуально, согласно календаря каждой. Учитывая психофизические особенности организма, прислушиваясь к природным ритмам, нам удалось построить выдающуюся компанию, равной которой не было. И теперь мы стояли под летним небом небольшого городка на памятнике человечности наверно неспроста.

– Ром, я хочу признаться тебе.

– Я слушаю.

Пауза звенела тишиной особенно остро. Но я не подгонял его. Сглотнув, то ли подкатывающий слезный ком, то ли жвачку, он продолжил:

– Мы построили с тобой сильную копанию. И основа всему – люди. Это самый главный ресурс. Никакое количество денег не сможет заменить человека. Деньги холодные. Человек нет. Всё что мы делали, было посвящено людям. Именно поэтому я поддержал твое решение о создании фонда содействия таланту. Я мечтал жить в обществе гениев и ты показал мне что я не одинок. Теперь ты говоришь о прекращении программы RVK.Heritage. Я не спрашиваю почему. Время научило меня доверять тебе и возможно благодаря этому мы прошли такой долгий путь вместе. Помнишь, Тальков пел – вернусь в страну не дураков, а гениев?

– Конечно, помню Жень.

– Сделай так, что если мы с ним вернемся, его пророчество сбудется.

Он стоял лицом ко мне и спиной к небу. Едва заметного напряжения мышц было достаточно, чтобы… Я не успел схватить его. Падение не было поэтичным, а мой шок наигранным. Просто тело просто падало под властью той самой гравитации, от которой я отдыхал в самолётах. Мгновение падения превратилось в часы. Время показало мне свою оборотную сторону. Я смотрел ему в глаза и мы говорили без слов. Говорили о нашем времени, о счастье, о мечте, о наших темных днях, когда казалось, что жизнь кончена. А оказалось, что конец вовсе не такой, каким видится при жизни. Его глаза сомкнулись, выбросив квант последней боли в летний воздух. Казалось, что мы еще продолжаем говорить, но крики редких прохожих у основания башни заглушили наш диалог. Я не стал дожидаться ни полиции, ни скорой. Я знал, что он умер.

Ромб Закона