Благословленная

Не то чтобы я хотела его смутить, скорее пыталась немного намекнуть, потому что чем дольше Истислав с улыбкой меня разглядывал, тем ярче становился румянец на моих щеках. Хотя если подумать... он же бог! А значит вроде как создатель и я для него что-то вроде зверушки в эксперименте. По крайней мере, именно так я думала, когда в школе пришлось делать доклад по одной из теорий создания мира. И я даже немного успокоилась, придя к таким выводам, пока этот... Слава не решился ответить на мой вопрос.

— Любуюсь обнажённым женским телом. Разве не видно?

И всё это прозвучало настолько невозмутимо, что я окончательно сравнялась в цвете со свёклой и нерешительно парировала.

— Но вы же бог.

Брови у Истислава поползли вверх, что, судя по всему, выражало высшую степень удивления, потому что даже улыбка сползла с его лица и у меня строго спросили.

— И что теперь? Я вообще-то не только бог, но и мужчина.

И я отчего-то подумала, что чуть ли не смертельно его обидела. Поэтому поспешила произнести вслух все те мысли, что блуждали в моей голове, а то вдруг у него радар, отвечающий за чтение мыслей, сбился, и он был не в курсе этих самых моих умозаключений. Рассказ о теориях создания мира получился сбивчивым, и мне почему-то за эти теории стало стыдно, как будто эту глупость придумала я. Когда я тихо-тихо закончила тем, что люди для бога должны быть чем-то вроде обезьянок и любоваться женским телом он никак не мог, окончательно почувствовала себя глупой. Лицо мужчины стало каким-то отстранённым, видимо он обдумывал всё, что я ему наговорила. Но даже эта отстранённость заняла не более минуты и он, ехидно улыбнувшись, протянул.

— Богинь мало-о-о.

Прямой намёк на пословицу, что «на безрыбье и рак рыба» был понятен, а ещё очень унизителен и я, гордо вздёрнув нос, как-то разом забыв, что передо мной Бог, да не просто бог, а бог мёртвых, что априори не может быть добрым и умертвить меня дело даже не пяти минут, вспылила.

— Да идите вы!

— Куда? — Тут же поинтересовались у меня, издевательски ухмыляясь.

Гордо встала из ванны, потому что запал погиб можно сказать на корню, сразу же, как я заметила, что теории рассказывала слишком долго и пена успела просто-напросто раствориться. Завернулась в полотенце, чтобы не вытираться при нём и, захватив с собой халат, решила последовать собственному совету. То есть пойти отсюда подальше, пока у бога не пропало желание надо мной глумиться и не появилось желание умертвить. Только закрыв дверь ванной, а после, прислонившись к ней, прикрыла глаза и облегчённо выдохнула. Злые слёзы жги глаза. Даже не знаю почему, хотя... такого унижения я давно не испытывала. Даже когда я ещё пыталась устроить личную жизнь, а очередной парень сбегал от меня, узнавая, что я в опале у собственных родителей и ловить соответственно нечего, было не так обидно.

— Надо же, какие мы обидчивые, — раздался неожиданно голос Истислава.

Да уж, не стоило давать эмоциям вверх над разумом и забывать, что дверь для него не преграда. Замерла как заяц перед удавом, потому что казалось, это было последнее моё непозволительное поведение по отношению к богу и... неожиданно почувствовала волну горячего воздуха вокруг меня и услышала сказанное резким тоном.

— Хватит трястись!

Стоит ли говорить, что я затряслась ещё сильнее?

Тёплый воздух охватил меня с ног до головы, легко проникая и под полотенце и моментально высушивая влажное тело. Я открыла рот от удивления не только способом сушения собственно меня, но и неожиданной помощью. Помниться мне, что грести до берега мне пришлось самостоятельно, и никто помогать не спешил. Я снова насупилась. Не понимаю, как можно так быстро выводить меня из себя и...

Неожиданно над ухом хмыкнули.

— Такой ты мне нравишься больше.

Подняла глаза, обнаружила Истислава, стоящего слишком рядом со мной и пытливо что-то во мне высматривающего и, почувствовав себя неуютно, отодвинулась. Нет, если бы мне раньше сказали, что я буду стоять рядом с богом, и даже будет существовать вероятность, пощупать его, то я бы непременно воспользовалась такой возможностью, а сейчас стало отчего-то неуютно. Тихий смех, разошедшейся эхом по всей спальне смутил, напомнил о том, что думать в присутствии некоторых совершенно нельзя. Естественно снова разозлилась, только уже на себя.

— Да, действительно больше. А то как-то даже выводить тебя из себя не весело. — Подтвердил Истислав мою должность шута.

Видимо он решил, что свою заботу о возрождении моего состояния в рабочее выполнил, и уселся на мою, между прочим, кровать.

— Совесть? — Любопытно уточнила, решив просто смириться и с собственной участью и с паршивым характером бога мёртвых.

— У меня? — Искренне удивился он.

И я подавилась воздухом. Ну да, какая такая совесть. О чём это вообще я?