Благосклонная фортуна

Так что пока мэтры мотались в третью ходку, дело на скале нашлось для каждого. Даже для виконта Алого, который со вздохом принялся тормошить вопросами доставшегося ему монаха. Как ни странно, но ни тот, ни второй, на которого насел Менгарец, отвечать не спешили. Оказались чуть ли не фанатиками своего преступного ордена, готовыми идти ну любую мученическую смерть, но не сказать ни слова о своих подленьких секретах.

Слышно было, как Сандер-тэ Алый несколько стушевался от такого отпора, стал нервничать и сорвался на банальные зуботычины. Хотя со стороны маркиза и понёсся совет:

– Делай, как я. Или подожди ещё полчасика, пока у меня этот бандюга не наговорится.

Методы Хроммеля и в самом деле можно было считать самыми действенными при допросе мужчин. Но ни виконт, ни эмиссар себя пересилить не могли, слишком уж они брезговали применять такие приёмы. Зато Менгарец знал точки: если нажать на них, человек сходил с ума от боли и орал как оглашенный. Именно подобными знаниями он пользовался прошлой ночью, когда пытался отпугнуть от себя более многочисленную погоню на дороге от форта.

Вот и сейчас он их применил. Вначале не вынимая кляп у пленника изо рта. Потом, подумав, с вынутым кляпом. Подействовало. Когда кляп вновь оказался во рту и пленник чуть восстановил сорванное криком дыхание, то моргал глазами с невиданной скоростью, показывая готовность отвечать на любые вопросы. Что интересно, узнанного крика товарища хватило и второму монаху для чистосердечных покаяний. А со стороны разбойника вообще последовало такое быстрое бормотание, что Хроммель не выдержал и прикрикнул:

– Не части! Раздельно слова выговаривай. Тогда великий демон к тебе и подходить не станет…

Ну и признания о монастыре Лысых Вещателей понеслись со скоростью горного потока. Слушая словоохотливых пленников, так и хотелось их задавить собственными руками сразу и здесь же.

По сути своего устава и всего смысла существования, здешние монахи гордо именовали себя собирателями низости. То есть скрупулёзно собирали и накапливали истории о наибольших подлостях, о людоедстве и предательстве, о наипаскуднейших мерзостях и о самых кощунственных человеческих злодеяниях. А для этого выпытывали данные низости у своих пленников, калеча и ломая волю, а потом в специальных клетках заставляли вытворять друг с другом то, что мучителям взбредало в голову. А взбредало им в голову порой даже такое, чего не было в их многовековых летописях.

Большинство монахов здесь же рождалось от замучиваемых насмерть пленниц, и здесь же умирало от ветхости и старости. Огромную долю свежего пополнения составляли промышляющие в данных горах и вокруг них разбойники, ну и некоторую мизерную часть составляли проявившие себя в особых низостях пленники. Те самые, которые хотели жить любой ценой и за это порой натурально съедали своих кровных родственников живьём.

Во все времена численность монахов колебалась от нескольких сотен, если вдруг они вымирали от каких-либо эпидемий, до полутора тысяч. Большее количество людей имеющийся сад и огород прокормить не мог. Но всегда, в худшие годы или в лучшие, все традиции чтились, уставы соблюдались и преступления творились с фанатичным блеском в глазах во имя великой истории. О прародителях монастырского устава и о строителях крепости-монастыря к данному времени смутно знали лишь сам настоятель и особо приближённые к нему О-Низы. Так называли командиров боевых сотен и командиров особых внутренних служб. Но это не мешало фанатически рваться к злу и прославлять творящееся безобразие, словно великую заслугу.

По сути дела, монахи и сами не гнушались постоянными набегами на дальние тракты и отдаленные селения. А далёкие потому, что всё-таки старались поблизости не светиться. Под руководством одного О-Низа сотня вышколенных вояк уходила в поход и приводила из него в первую очередь полонянок, которые внутри монастыря становились живой разменной монетой, за которую и с которой совершались дальнейшие низости.

Иных разбойников монахи быстро заводили в «своё стойло устава», а слишком независимых или обезображенных романтикой справедливости безжалостно убивали в пыточных клетках. Те огромные банды, которые появились в окрестностях за последний месяц, были результатом огромных пертурбаций на материке: падения диктатуры империи Сангремар, войн Союза Побережья, резкого наступления армий Севера и появления массы вооружённых дезертиров без роду и племени. Монахи пока только пытались с ними контактировать и договариваться, не чураясь в то же время схватить несколько десятков в плен и пополнить свои хроники новыми низостями. Сами же почти не выбирались в свет, но совсем не по причине вдруг охватившего их миролюбия.