Благо

Алексей. Ну что? Давай поговорим?.. Самое время. Я, как дурак, стою тут в одной из Твоих галактик, на видном месте. Молнией кидать удобно… Слова какие-то надо сказать… Небеси… данною Твоей свыше благодатью… Призри… Боза… Прости согрешения наши вольные и невольные… Машина прошла… Показалось… Не посрами упования нашего… Милость…Благодать… Боза… Боза была уже вроде… Во спасение… Так… Воззри на нас милостиво. Да… К Тебе взываю. Как-то так… и Твое святое заступление, ныне и присно и во веки веков. Аминь. Все. Больше не знаю. Не знаю и не верю, что Ты так разговариваешь. Это тут Михаилы да Федоры за тебя придумали… Бог с ними. Ты с ними. Или не с ними… Со всеми… Что ж делать-то? Что? Полжизни прошло, если повезет… Если Ты там разрешишь, а если нет, то и вся может… Куда же Ты ведешь всех… Как Ты разрешил им такими стать… И мне. Мне – это главное. Не могу больше, Господи… Не в кого верить, некому… А сам я не справлюсь. Для чего Ты вину на голову мою кинул с четвертого этажа? Для чего? Чтобы я понял, что бессмысленный и ненужный? Что все будет как есть во веки веков, глупость и путаница? Я и так знал это, Господи. Не надо было девочку расшибать… Не надо…

Если сейчас пойдет снег, то я все делал и понял правильно.

Алексей поднимает голову. Снега нет.

Тьфу… Совсем уже… Так и знал… Поговорил в поле с Богом… Нет ничего. Все неважно, все пустота…

Пауза.

Надеюсь, ты меня сейчас не слушаешь… На всякий случай.

И он идет назад к дороге.

Явление 12

Кладбище. Алексей сидит на оградке, Соня кладет большой букет мимоз к новому блестящему памятнику, сыплет вокруг пшено.

Соня. Ну, с международным женским днем, Анна Брониславовна! Вот цветочки тебе желтенькие, пушистые принесли, как платьишко твое из ангорки. Как оно тебе шло! Брюнеткам желтый лучше всего. Помнишь, Алеша, какие у нее были волосы? До самой старости как воронье крылышко, ни сединки… Как тебе памятник новый, красавица наша?

Она делает шаг вперед, обнимает памятник обеими руками, как человека.

Алеша, что ты молчишь? Посмотри на маму. Я молодую фотографию выбрала. Я ее такой не знала, конечно, а ты, наверное, помнишь. Не молчи.

Алексей. Такая странная привычка обнимать памятники. Покойный же в них не замурован, он же под ногами. Стоишь на человеке, обнимаешь гранит.

Соня. Не о том говоришь.

Алексей. Знаешь, что она мне последнее перед смертью сказала? Жалко, говорит, умру, так и не узнаю, чем «Кармелита» закончилась.

Соня. Ну, что ты хотел от больного человека…

Алексей. Ничего! Я ничего от нее не хотел! Это она все хотела, хотела… Всю жизнь прометалась. Телевизор больше соседского, платья по вешалкам, туфли по полкам. Первый муж, второй, третий лучше второго, хуже первого. Сын заботливый, настоящий, непьющий. Все было, Соня! Все. И сын я был настоящий, заботливый, непьющий. Что ты прицепилась ко мне?! Поговорить мне с ней? Порыдать? Пожалуйста! Мама, я досмотрел за тебя «Кармелиту». Рассказать, чем закончилось? Я не помню! Честное слово! Ты умерла, мне кровь глаза застила. Не водка. Нельзя, нельзя пить. Настоящий, заботливый, не пьющий. До конца и за концом. Только кровь, темные пятна сосудиками в глазах. Общая наша кровь с тобой. А ты последние слова потратила на то, что даже запомнить-то нельзя.

Соня. Я тебя ради Бога прошу – прости. Прости ты ее, старую, больную. Она же полгода перед смертью по утрам плакала, что проснулась, что ночью смерть не забрала и день еще обузой жить надо. Прости.

Алексей садится спиной к памятнику.

Алексей(спокойно). Простить невозможно, даже если сам хочешь, даже если умоляешь об этом себя, Бога… всех. Прости, прости, прости. Прости. Тысячу раз. Я должен дважды уступить. Первый раз пережить обиду, второй раз пережить отсутствие мщения. Любого, ни слова в упрек, ни поступка…

Соня. Щеку вторую подставить – это по-христиански.

Алексей. Подставить – да. Но бить?! Бить по второй щеке… Дело даже не в том, что предавший – предатель… Каждый день ложиться и вставать с мыслью: «Не верь никому, даже матери»… В первую очередь матери… Дело в том, что ей не надо было моего прощения. Ей надо было «Кармелиту» досмотреть. Понимаешь?

Соня садится напротив него на оградку, заглядывает в лицо.

Соня. Алеша, смерть все долги списывает.

Алексей. Потому что долги больше выставить некому?

Соня. Потому что твоя мама уже была на Страшном суде. И там все долги ее посчитаны.

Алексей. А если суда там нет? Ведь здесь нет ничего? Никому не воздается по заслугам. Так с чего ты взяла, что там – есть?

Соня. Дай мне руку.

Алексей. Зачем?

Соня. Я скучаю по тебе.

Алексей встает, не смотрит на нее.

Ты скучаешь по мне?