Обратный путь занял гораздо меньше времени. Нервов, учитывая, что сейчас при мне взведенная мина неизвестной конструкции, — больше, но землю перед собой я уже не проверял по сантиметру.
— Ну что? — встретил меня вопросом Селиванов.
— Двое берут вот этот гроб, — я, размазав по лицу грязь, вытер со лба пот и указал на мину, — и аккуратно, как если бы это и впрямь гроб был, спускают вниз.
Две тени подхватили ящик и исчезли за краем оврага. А я на минуту прилег отдохнуть и прийти в себя. Эх, покурить бы! Но сигарет нет. И табака нет. А если бы и были — не стал бы я курить, когда немцы под самым носом. Бросить, что ли, как Оле обещал… С этой мыслью я спустился в овраг. Темно — хоть глаз выколи. Наверху по сравнению с тем, что на дне оврага, — вообще день! И как здесь хотя бы рассмотреть ту мину, не говоря уже о том, чтобы ее разобрать? Я сплюнул в сердцах.
— Где мина?
— Здесь! — донеслось из темноты.
Пошел на голос, споткнувшись обо что-то на первом же шаге. Постепенно глаза привыкли и к этой темени. По крайней мере хоть силуэты какие-то вижу. Вон те тени — по идее, это мои бойцы… Посветить бы… Достал из кармана зажигалку и остановился, так и не крутанув колесико. Немцы ведь рядом. А если кто-то сейчас смотрит как раз в нашу сторону и заинтересуется странными отсветами? Пусть мы в овраге, но ночь ведь кругом! И немцы кругом… Блин, я бы сейчас даже свой штык-нож отдал за копеечный брелок со слабым диодным фонариком! Однако о таких достижениях прогресса стоит забыть. Видел, конечно, в фильмах, как разведчики накрываются плащ-палаткой, маскхалатом или чем-то подобным и изучают карту при свете фонарика, но ни плащ-палатки, ни фонарика нет. Укрыться гимнастеркой и светить зажигалкой? Так гимнастерка слишком мала для этого. Да и ковыряться в мине при свете зажигалки…
— Значит, так, я пойду еще мины принесу, — принял я решение. — Самим эту мину не трогать. Двое — на край оврага, чтобы принимать у меня мины.
И понеслось. Эта ночь прошла для меня настолько ужасно, что казалось — лучше бы меня тогда, на мосту, прибило. Всю ночь, пока небо не начало сереть, я ползал по полю, разыскивая мины, выкапывая их и оттаскивая к оврагу. Работа пошла чуть быстрее — я уже знал, что стоит искать, и, можно сказать, набил руку. Но нервное перенапряжение и общая физическая усталость, с каждым движением заливавшая в мои конечности грамм свинца, давали о себе знать. К рассвету руки уже дрожали настолько, что я еле удерживал штык-нож. Очень велик был соблазн отправить кого-то еще из бойцов ползать по полю, но я не решился. Это мне уже впиталось в костный мозг уважение ко всякой взрывоопасной дряни — начиная от страшилок об оторванных руках, прочитанных в Интернете, и заканчивая личным опытом в подрывном деле, приобретенным уже здесь. А старшина Трепов, который подорвался, казалось, давным-давно? Нет, пусть пока бойцы наберутся опыта…
Перед рассветом я еле дотащил девятую по счету мину до оврага. Посмотрел на небо — слава богу, больше ползти, по крайней мере сейчас, не надо. Даже если бы до рассвета оставались часы — не пополз бы. Хватит!
— Селиванов, остаешься за старшего. — Из горла вырвался какой-то хрип, и я сплюнул тягучую слюну. — Как рассветет…
Кто-то протянул мне флягу, и я, благодарно кивнув, освободил ее от содержимого сразу наполовину.
— …продолжаешь наблюдение за дорогой. Меня разбудите через три часа.
Как я скатился на дно оврага — уже не помню. Помню только, что, спускаясь, споткнулся и таки покатился. И сразу же, возможно еще не докатившись до дна, уснул. Только закрыл глаза…
— …Командир! — кто-то трясет меня за плечо. — Командир, проснись!
Ну, твою ж мать!..
— Иди на… — промямлил я, стараясь отстраниться от назойливой руки.
— Проснись, командир…
Не отстает, сволочь!
— Что? — наконец в голове щелкнуло, и я смог мыслить более четко. — Немцы?
— Ты просил разбудить тебя через три часа. — Мои заспанные глаза видят перед собой только размытую фигуру. — Селиванов приказал разбудить.
«А я приказал тебе идти на…» — чуть не вырвалось у меня, но я сдержался. Чем парень виноват? Сам же просил разбудить.
— Ладно, спасибо.
Зевая во весь рот, отправился к родничку и вымыл лицо, смыл грязь, так и оставшуюся после ночных ползаний. Пожрать бы… Что у нас там есть? Нашлось немного хлеба. Желудок, уже привыкший к таким нормам, даже не протестовал. Принял все — и не булькнул. Зато сон спал с меня окончательно.
— Селиванов, как дела?
Я подполз к лежащему у края обрыва Сереже.
— Все спокойно, командир, — доложил тот, черкая что-то в своей тетрадке. Молодец! С полученным заданием справляется.
Окинул взглядом минное поле, по которому ползал ночью. Главное, что меня интересует, — это не оставил ли я следов, которые будут слишком уж бросаться в глаза. Вроде ям не видно… В некоторых местах — там, где я, судя по всему, проползал, — трава примята, но не критично. Думаю, не заметят.
— Ты хоть спал?
Вместо ответа, Селиванов, не отрывая глаз от дороги, покачал головой.
— Передай кому-нибудь тетрадь и иди поспи. — Увидев, что Сережа собирается возразить, добавил: — Это приказ.