Благими намерениями

— Мы сразу оттудова, с мельницы той, ушли, — рассказывал Митрофаныч. — Не стали дожидаться, пока и там все тропы перекроют. Подались в леса, да далеко все же уйти не получилось. Раненых много, а припасов… Тут и остановились.

— А что за новые люди в отряде? — спросил я, глядя вслед прошедшему мимо незнакомому мужику в рваной одежде. — И у Сергея в группе, и вообще, смотрю, тут новых лиц много?

— Поднабрали народу-то, — ответил Митрофаныч. — Из местных. Кое-кто к нам пришел, кого-то в лесу встретили… Вон тот, который в драных штанах, с латкой на жопе, из лагеря, говорит, сбежал. Вчера только к нам прибился. Капитан Красной армии… А тот бородач рядом, то тоже беглый. Шатаются люди по лесу… Иногда сами к нам выходят, иногда находим где-то…

Капитан? Насколько я помню из истории, командиров и коммунистов немцы в лагеря не сгоняли. Они их сразу… На месте. Значит, темнит что-то капитан: либо он сорвал погоны… то бишь петлицы, и скрыл свое звание, либо он такой же капитан, как и я.

— И всех без проверки в отряд принимаете? — нахмурился я. — А если кто-то из них провокатор засланный?

— Проверяем, как можем, — пожал плечами Митрофаныч. — Селиванов сам этим занимается…

— Кстати, о Селиванове. — Я решил потихоньку переходить к заинтересовавшему меня вопросу о снабжении отряда. — Смотрю — он и контрразведкой занимается, и продовольствием, и, наверное, еще чем-то? Не много ли для одного человека?

— Так вот вышло, — ответил командир. — Я совсем недавно вообще ходить начал, а пока лежал, Селиванов взял командование на себя. Какой же из меня, лежачего, командир-то?

— А ты знаешь, как он продовольствие собирает? — продолжал допытываться я.

— По хуторам, говорит, собирает. Люди делятся…

— Делятся или Сергей продукты отбирает, если отдавать не хотят?

— Говорит, шо делятся…

— Понятно…

Хотя понятно далеко не все. Кто вообще здесь командует? Митрофаныч явно еще не оправился от ран… Селиванов? Или кто-то еще есть? Если командует Селиванов, то его тупая идейность может вылезти боком. Отправить бойцов в «ура-атаку» на вражеские пулеметы он вполне способен. Но это в перспективе. А уже сейчас, если он действительно устроил по окрестным хуторам продразверстку, отряд может лишиться (если уже не лишился) поддержки местного населения. Это не менее фатально, чем упомянутая «ура-атака». Это даже хуже. Восстановив против себя местных, отряд останется слепым и глухим — ведь большинство разведданных мы получаем именно от местного населения. Кроме того, нас, как бандитов, с чистой совестью просто-напросто сдадут… Надо что-то решать.

— Шо задумался, Алексий? — нарушил затянувшееся молчание Митрофаныч.

— Командир, я людей привел. — Я не отбросил, но аккуратно отодвинул последние мысли в сторону, оставив их в пределах досягаемости. — Со мной шесть человек. Один раненый — помнишь Дрыгунова Антона? Разреши, пусть это будет мой взвод. Привыкли мужики под моим командованием.

— Подрывным делом будешь опять заниматься? — прищурился Митрофаныч.

— И им тоже. Пока у меня есть пара идей, но надо их еще обдумать и план составить. Пока обсуждать нечего, но идеи многообещающие. А с мужиками я сработался, хотел бы и дальше с ними остаться. Что скажешь?

— Ну, раз просишь, пусть будут в твоем взводе. А вообще, будешь помощником командира. Паренек ты понимающий, видел уже тебя в деле. Идет?

— Спасибо, Митрофаныч, — искренне поблагодарил я и, постаравшись, чтобы прозвучало как шутка, спросил: — Много хоть немцев перебили, пока меня не было?

— Да какое там! — махнул рукой Митрофаныч. — На серьезные вылазки у нас ни людей, ни патронов, ни оружия не хватает. Почти все с нашей группы ранены… Кого тут посылать? Пару раз хлопцы полицаев на хуторах встретили, а так — сидим тут как грибы на поляне…

— Патронов у меня есть пара сотен.

При этих словах Митрофаныч оживился и на мгновение стал похож на прежнего командира, но потом снова как-то ссутулился.

— И где оружие взять — тоже знаю. Мы, как по лесам ходили, этого добра много припрятали. Так что чем немцев бить — у вас теперь будет.

Мы посидели еще минут пятнадцать, говоря практически ни о чем. Я всячески старался поддержать старика — надо будет расшевелить его и вернуть прежнего командира. Блин, не ломаются такие люди, как он! Я просто в это не верю! Может быть, временная депрессия от всего пережитого, может быть, что угодно. Но Митрофаныч полностью сломаться не может, и все! Пока мы разговаривали, я одновременно наблюдал за жизнью лагеря. Знакомых лиц почти не видно. Незнакомых — тоже не очень-то и много. В общем, если сравнивать с двумя партизанскими лагерями, в которых я уже побывал, теперешний лагерь сильно проигрывал. Как-то все… Никак. Ни движения, ни веселья, ни готовых к схватке с противником бойцов. Что же они, действительно сидят да зря местных объедают? Или Селиванов решил, что не имеет смысла начинать работать здесь, когда впереди ждет поход к Сарнам? Не нравится мне все это… Пожелав Митрофанычу здоровья, я поднялся и пошел обратно к своим ребятам.