Благие намерения

Фру Юханссон (после паузы). Может, все ничего. Дети выросли. Дочка — учительница младших классов в Худиксвалле, а парень во флоте, призван пожизненно. Мы с Юханнесом — мужем моим то есть — уж два года как одни, и у нас все ладно. Все хорошо. Юханнесу дали работу полегче после того, как он легкими болел, — работает в заводской конторе, все хорошо. (Молчание.)

Анна. Но что-то все-таки не очень хорошо?

Фру Юханссон. Не знаю. Не знаю, как сказать.

Анна. Может быть, мой брат…

Фру Юханссон. Нет, нет, Бог с вами. Я, верно, делаю из мухи слона. (С разгону.) Дело в том, что у моей племянницы, которая замужем в Вальбу, есть сынок семи лет. Папаша сбежал пару месяцев тому назад. Брак был не особенно удачный. Кто тут виноват, постороннему судить трудно, так что я не осуждаю. Но мы с Юханнесом решили, что все-таки мальчику, его Петрус зовут, надо жить у нас. Племянница-то поехала в Евле, к родителям мужа. Там она устроилась работать на кухню в городской гостинице, неплохо в общем. Папаша исчез бесследно, а так все нормально. Петрус, само собой, теперь пойдет в школу здесь, в Форсбуде. Занятия-то осенью начнутся?

Анна. Ему семь?

Фру Юханссон. Он немного припозднился, но я говорила с учительницей, и она сказала, что препятствий не будет. Некоторые дети начинают и позже… (Молчание.)

Анна (осененная догадкой). Что-то не так с Петрусом?

Фру Юханссон. Не знаю.

Анна. У него какие-нибудь трудности? Он…

Фру Юханссон. Нет, что вы. Он умеет и читать, и писать, и считать. Он скорее — как бы это сказать — развитой. И по большей части хороший мальчик, помогает, слушается. И, похоже, привязан и ко мне, и к Юханнесу. У мужа маленькая мастерская во дворе, и он любит… В свободное время они с Петрусом не вылезают оттуда.

Анна. Но все же что-то не так?

Фру Юханссон. Учительница милая, но она на следующий год уходит на пенсию. Так что с ней я говорить не могу, я пыталась, но сбилась, еще не начав как следует.

Анна. Петрус болен?

Фру Юханссон. Нет, нет. (Неуверенно, тихо.) Он страдает. Муж не замечает, а я…

Анна. Страдает?

Фру Юханссон. У него глаза растерянные, не все время, но ежели присмотреться, так сказать. Бегает, бегает, а потом вдруг…

Анна. Приведите сюда Петруса, фру Юханссон, мы поговорим с ним.

Фру Юханссон (беспомощно). Хорошо.

Анна. Может, это возрастное.

Фру Юханссон. Может.

Анна. Или ему кажется, будто мама…

Фру Юханссон. Возможно.

Анна. Приходите с ним на следующей неделе. В субботу у нас базар, так что сейчас…

Фру Юханссон. Ясное дело. Сейчас много чего…

Анна. Пойдемте, присоединимся к остальным?

Фру Юханссон. Не рассказывайте ничего об этом.

Анна. Но я должна рассказать Хенрику.

Фру Юханссон. Да, само собой.

Анна. Идемте. Пастор, наверное, уже решил, что нам не нравится, как он читает.

Через час или около того Хенрик захлопывает книгу и встает. Огонь в печах погас, стеариновые свечи домашнего изготовления горят так быстро, что почти совсем ушли в подсвечники. Керосиновые лампы, одолеваемые сном, потихоньку коптят. Уютно, тепло, кое-кого совсем сморило. Хенрик, сцепив пальцы, читает благословение. Потом предлагает спеть псалом Еспера Сведберга «День прошел» — «Вы ведь знаете его?» Анна усаживается за пианино. Хенрик и Эрнст запевают, прихожане подпевают в твердой уверенности, что улицы небесного Иерусалима вымощены золотом: «День прошел, и ночь близка. Солнце село в облака. Ты прииди к нам, Иисус. Не вводи нас во искус. Укрепи и сохрани. Страх из жизни изгони. Мир в душе, покой во сне».

В половине десятого последняя гостья, нацепив на себя все одежки, вываливается в ночь, держа в руках мешочек с рукоделием и опустошенную корзинку. Анна будит своего кротко дремлющего сына и перепеленывает его. Когда она усаживается в низкое креслице, чтобы покормить ребенка, пес, тяжело дыша, укладывается ей на ноги. Ответственность его возросла. Раньше надо было защищать и заботиться о двух богах, теперь их стало трое, это нелегко. Як, зевая и пуская слюни, борется с ревностью.