Благие намерения

Оскар Окерблюм. Меня послали сюда, чтобы сообщить вам следующее, и слушайте внимательно, кандидат: моя младшая сестра Анна больна. У нее туберкулез. Поражено одно легкое, и есть опасность, что болезнь затронет и другое. Сейчас ее лечат дома. Как только ее состояние позволит, мать повезет ее в санаторий в Швейцарии, где ей будет обеспечено соответствующее лечение. Помолчите, кандидат, позвольте мне договорить, не прерывайте. Моя сестра Анна просит вам передать, что она больше не хочет иметь с вами дела, господин Бергман. Она настоятельно просит не писать ей, не звонить, и не стоять возле дома, и не домогаться ее каким-нибудь другим образом. Она решительно хочет забыть о вашем существовании, господин Бергман! Наш врач говорит, что это будет важной частью ее выздоровления. Мое последнее сообщение — незаслуженная любезность со стороны семьи. В этом конверте — тысяча крон. Прошу вас, господин Бергман. Я кладу конверт на ваш стол. Теперь наша встреча окончена, и я удаляюсь. Позвольте мне только добавить личный комментарий к сказанному ранее. Мне жаль вас, и мне больно видеть, как вы несчастны. Вы наверняка вполне достойный юноша. Мой брат Эрнст решительно утверждает, что вы обладаете талантом, необходимым для серьезного призвания священника. И со временем вы, конечно, извлечете урок из случившегося. (Наклоняется вперед.) Нашу жизнь пересекают невидимые барьеры. И эти барьеры преодолевать бесполезно, что в одну, что в другую сторону. Подумайте об этом, кандидат. А теперь давайте скоренько попрощаемся, провожать меня не нужно.

Есть веские причины побыстрее пролистнуть несколько страниц нашего повествования. Таким образом исчезают два года, нырнув, они пропадают в реке времени, почти не оставив после себя следов. Это ведь не Хроника, предъявляющая строгие требования к описываемой действительности, и даже не документ. В моем детстве в еженедельниках публиковались картинки, состоявшие лишь из номеров и точек. Надо было самому карандашом соединять эти точки. И постепенно проступали слон, ведьма или замок. У меня есть фрагментарные заметки, короткие рассказы, отдельные эпизоды — нумерованные точки. Я соединяю их линиями в надежде, возможно, тщетной, что проступит лицо. Может, я вижу очертания правды о своей жизни? Иначе зачем бы мне так стараться? Старые отцовские часы неутомимо тикают на подставке на моем рабочем столе, я взял их из его тумбочки после его смерти вечером в конце апреля 1970 года. Часы тикают, им скоро сто лет. Однажды они почему-то остановились. Я был подавлен, вообразив, что отцу не нравится моя писанина, что он отвергает это запоздалое внимание. Как я ни крутил часы, как ни тряс их, как ни ковырялся и ни дул в них, секундная стрелка отказывалась двигаться. Я спрятал часы в отдельном ящичке письменного стола, это был развод. Мне будет недоставать их тикающего пульса и тихого напоминания о том, что время отмерено. Полежав, часы одумались. На следующее утро я заглянул в ящик, без всякой надежды. Часы неслись во всю прыть. Может, то был добрый знак. Я рассказываю этот эпизод, чтобы вы улыбнулись. Сам я, однако, серьезен.

Проходит два года: умирает Густаф Фрёдинг, его возводят в ранг короля поэзии. Появляется новый сборник псалмов. В автогонках Гётеборг — Стокгольм победитель зафиксировал рекордное время — 22 часа 2 минуты. Приступает к своим обязанностям второе правительство Стааффа, в городе насчитывается тысяча автомобилей. Летом открываются смешанные бани в Мёлле, на месте события присутствуют международная пресса и фоторепортеры еженедельников. Один искатель приключений перелетает через Эресунд, архиепископ Экман противится назначению Бенгта Лидфорсса профессором ботаники, ссылаясь на беспорядочный образ жизни последнего. Метрдотеля Юхана Альфреда Андера, совершившего зверское убийство с ограблением, казнят на только что купленной за границей гуманной гильотине. Комета Галлея, по общему мнению, предвещает мировую катастрофу, возможно, гибель Земли.

Прошло всего два года, сейчас апрель 1911.