Однажды утром, когда Анна спустилась к завтраку в половине восьмого (Хенрик уже ушел в пасторскую контору, которая открывалась в восемь), она увидела фру Юханссон за чашкой кофе и бутербродом. На скамеечке возле дровяного ларя сидел Петрус Фарг. Мейан сновала между кухней и кладовкой — ей предстояло сегодня много печь, поэтому особого восторга в связи с визитом гостей она не испытывала. Миа где-то убиралась, напевая при этом, — она любила петь, когда бывала не в духе. Фру Юханссон тотчас поднимается со стула и, слегка присев, здоровается. Рука у нее по-прежнему забинтована. Петрус тоже встает и после напоминания кланяется. Анна, совершенно забывшая про свое обещание, немного сбита с толку и потому отвечает очень коротко, а фру Юханссон немедленно начинает извиняться за вторжение. Анна, прихватив большую чашку с чаем и бутерброд, приглашает гостей пройти с ней в столовую.
Петрус Фарг стоит у торца стола, заложив руки за спину, худенький, высокий мальчик с толстыми губами и большими невыразительными глазами, высоким лбом, прямым, выпирающим носом, крупными красными ушами и волосами, постриженными под ежик. Одет он основательно — толстый свитер с чересчур длинными рукавами, темно-синие короткие брюки с большой заплатой на заду и длинные черные вязаные чулки. Ботинки остались в сенях. У него насморк, он шмыгает носом, из одной ноздри течет сопля, которую он по мере надобности украдкой слизывает.
Фру Юханссон извиняется еще раз: она не договорилась заранее, пришла слишком рано. Анна пьет чай и вежливо бормочет, что, мол, ничего страшного, она ведь обещала, хорошо, что фру Юханссон наконец-то решилась, как рука? Спасибо, лучше, уже может шевелить пальцами, доктор был доволен помощью, оказанной фру пасторшей.
Анна, поставив чашку, подзывает Петруса. Он сразу же поворачивается к ней и подходит, но руки по-прежнему держит за спиной. Смотрит на нее без страха или робости, но в то же время как бы мимо, точно слепой. «Дай мне посмотреть твою руку», — говорит Анна. Он кладет ладошку в руку Анны — узкая, длинная ладонь с длинными пальцами, отчетливыми прожилками, сухая, шершавая кожа, обкусанные ногти, на указательном пальце ноготь обгрызан до мяса. Фру Юханссон качает головой: «Страшное дело, как он грызет ногти. Я уж и горчицей мажу, и уговариваю, и обещаю награду — ничего не помогает». Анна, не отвечая, переворачивает ладошку: внутренняя сторона испещрена красноватыми черточками и узорами — старческая рука.
Анна.Так осенью пойдешь в школу?
Петрус.Да.
Анна.Нравится?
Петрус.Не знаю. Я же там не был.
Анна.Но ты уже умеешь читать и писать?
Петрус.И считать. Таблицу умножения знаю.
Анна.И кто тебя научил?
Петрус.Сам.
Анна.Никто не помогал?
Петрус.Нет.
Анна.А не дядя Юханнес?
Петрус.Когда мы бываем с дядей Юханнесом в мастерской, он обычно меня спрашивает, а я отвечаю.
Анна.А друзья у тебя есть?
Петрус(
Анна.Я хочу сказать, ты играешь с какими-нибудь мальчиками?
Петрус.Нет.
Анна.Значит, ты совсем один?
Петрус молчит.
Анна.Может быть, тебе нравится быть одному?
Петрус.Наверно.
Анна.А что ты читаешь?
Петрус молчит.
Анна.У тебя есть какие-нибудь книги?
Петрус молчит.
Фру Юханссон.У нас есть несколько старых рождественских журналов, да муж иногда покупает газету «Ефле дагблад». Так что по большей части он читает энциклопедию, хотя у нас всего один том: от Крагдюва до Юлланд. Это пробный экземпляр, Юханнес купил его всего за семьдесят пять эре.
Анна.По-моему, у меня есть несколько книжек, которые тебе понравятся, Петрус. Подожди, сейчас увидишь.
Она подходит к белому книжному шкафу со стеклянными дверцами и, поискав немножко на нижней полке, вытаскивает толстую книгу с золотым корешком и золотыми буквами на красном коленкоровом переплете. Это «Скандинавские сказки», «переработанные и изданные для детей». Почти на каждой странице — иллюстрация, некоторые цветные. Анна кладет книгу на стол перед Петрусом. «Пожалуйста, — говорит она. — Читай, а когда прочитаешь, у меня найдутся другие, не хуже. Бери, Петрус! Сейчас только обернем ее, как оборачивают школьные учебники, чтобы не запачкалась».
Фру Юханссон.Поблагодари как следует.
Петрус.Спасибо.
В нескольких километрах к югу от пасторской усадьбы, там, где Грэсбэккен впадает в Евлеон, располагается лесопильня. Она принадлежит Заводу и обслуживается двадцатью двумя работниками, которые живут со своими семьями в нескольких ветхих домах барачного типа над лесоспуском. Пиломатериал переправляется на заводской причал по одноколейке. Вокруг покосившихся распиловочных навесов с полуобвалившимися крышами громоздятся штабеля пахучей древесины. Плотина над лесопильней глубокая, через закрытые зимой и летом шлюзы пробиваются тонкие струйки воды.