Благие намерения

Алексей выпил за тех, кто в море, и, кашлянув, закусил обрывком копчушки. Хотел вернуть беседу к загадочной Борькиной фразе насчет старух, раз уж тот сам завел об этом речь, но электрик успел заговорить первым. Как всегда.

— Да-а… — протянул он раздумчиво. — Вот так… Загремел, значит, в травматологию… Башка пробита — ладно. Бывает. Шпангоуты поломаны — тоже… Но у меня же там еще колотые раны на заднице обнаружили!.. А, сосед? Прикинул? Ко-ло-ты-е!..

Алексей моргал. Ход мысли электрика был ему, честно сказать, не совсем понятен. А тот вдруг замолчал и пытливо взглянул на гостя.

— Ты как вообще, Алексей Батькович? Куришь?..

— Вообще курю…

— А я — бросил, — доверительно сообщил Борька. — Годы уже, знаешь, не те, здоровьишко поберечь надо… Так что извиняй: захочешь подымить — дыми за дверью… А вот давай-ка мы лучше добьем ее, родимую… Чего ей здесь стоять?

С этими словами он разлил остаток водки и произнес еще один тост, тоже как-то там связанный с флотской тематикой. Затем опустевшая бутылка, стопки и даже промасленный листок с рыбьими костями стремительно канули в сейф, где и были заперты на ключ. Верстак вновь принял вполне рабочий вид.

— Ну вот… — удовлетворенно проговорил Борька, присаживаясь на второй табурет и смахивая последние улики. — А теперь слушай историю… Пришел это я однажды с работы, борща разогрел. Неженатый еще был, а жил на «алюминьке»… Разогрел, налил… И только это я первую ложку зачерпнул — влетает камень в форточку. И — бац! — точно в тарелку! Разбить, правда, не разбил, но морда, сам понимаешь, вся в борще. Кладу ложку, утираюсь, выхожу во двор (квартира в нижнем этаже была)… Перед подъездом бабушки сидят на скамейке, вроде как у нас. «Кто?» — говорю. Ну, они показывают… Я смотрю: идут два амбала, причем не спеша идут, будто так и надо. Я разозлился, догнал их — и давай мозги вправлять. Они послушали-послушали, потом обиделись, начали меня бить. А здоровые — летаю от одного к другому, только размахнуться успеваю… Потом думаю: нет. Этак они ведь меня совсем убьют. Побежал, короче… Они — за мной. Догоняют и бьют, догоняют и бьют! Я мимо бабок в подъезд — они за мной! Забегаю к себе — они за мной! Веришь? В квартиру вскочили — до того обиделись… А на стенке у меня тогда коврик висел и сабля… Ну, не турецкая, а такая, знаешь, чуть попрямее… Выхватываю саблю — и на них! Они — от меня! Два квартала гнал! Догонял — и в задницу колол… Хорошо еще дворами возвращался, а то бы точно в ментовку сдали. Иду ощеренный, в руке — сабля, с острия кровь капает… Прохожу мимо бабок, а они мне: «Ой, Боря, мы ж тебе не на тех показывали-то… Это мальчишки бросили…»

Борька замолчал и уставил на Колодникова мутновато-синие загадочные глаза.

— Погоди… — ошалело сказал тот. — Ты о чем рассказываешь — об арке или… Когда это было-то?..

— Да лет двадцать назад… Даже, считай, двадцать один… — На людоедских, слегка вывороченных губищах Борьки играло нечто этакое, что при иной внешности собеседника можно было бы назвать тонкой улыбкой.

— А в реанимацию ты когда попал?

— В травматологию, — сурово поправил Борька.

— Ну, в травматологию…

— В позапрошлом году…

— То есть ты хочешь сказать… — запинаясь, проговорил Колодников, — что они тебя чуть ли не двадцать лет искали, потом нашли, подстерегли в арке — и…

Электрик Борька ухмыльнулся.

— Не, не доперло… — посетовал он, с удовольствием разглядывая сбитого с толку Алексея. — Ну ничего, допрет помаленьку. Ты ж у нас умный… В компьютерах вон секешь…

Глава 3

Выйдя из троллейбуса в солнечный звонкий март, Алексей Колодников внезапно почувствовал себя молодым. Ощущению этому способствовало еще и то, что, вернувшись от Борьки, он догадался просушить ботинки на батарее парового отопления и отыскать в шкафу чистые носки.

По мокрым асфальтам оглушительно трещали шины, слышались щелчки обрывающихся с крыш сосулек, с шорохом разлетались по тротуарам льдышки. И даже когда путь Алексею перекрыла посверкивающая черная жижа, он не только не обиделся, но еще и оглянулся потом с благодарностью, промурлыкав что-то насчет грохочущей слякоти. Действительно, погодка стояла — из раннего Пастернака; Ходасевич здесь был бы просто неуместен… Весна, братцы, весна! Еще десяток шагов — и выглянет из-за поворота старинный двухэтажный особнячок, сложенный из темно-красного кирпича.

Возможно, кому-то это покажется диким, но каждый раз, подходя к месту своей новой работы, Алексей испытывал прилив сил. Казалось бы, глупость неимоверная! Чему тут радоваться? Это ж Божье проклятье — труд! Ты, дескать, Ева, рожай в муках, а ты, Адам, трудись…

Но в том-то и дело, что работой своей Алексей гордился. Зарплату, правда, каждый раз приходилось выклянчивать, чего он отродясь не умел, зато сама должность… Называлась она до изнеможения красиво — специалист по компьютерному дизайну. И это если учесть, что впервые Алексей увидел компьютер года полтора назад, когда председатель общества книголюбов, хозяйственный мужичок, хватавший все, до чего мог дотянуться, раздобыл где-то списанную «двойку» — неизвестно только, для каких нужд.