Бладшот

Намек на настоящее «я», хоть на что-то реальное в жизни, неожиданно тронул за душу, однако это чувство только разозлило Бладшота сильнее прежнего. Хартинг снова разыгрывал из себя бога, выдавал истину понемногу, по ложечке за раз… Убить его хотелось так же (если не более) сильно, как и Бариса с Эйксом, но в следующий миг Бладшот невольно задумался: может быть, это просто еще один трюк, еще одна часть имитации?

– Ваше тело было пожертвовано нам военными, как не востребованное никем из родных, – продолжал Хартинг. – Вы, Рэй, любили воевать. Война была для вас все равно, что наркотик.

– Ну да, однако жизнь-то меняется, – сказал Бладшот, охваченный внезапным желанием оправдаться.

Да, в словах доктора он отчего-то нимало не сомневался. Действительно, так оно и было. Это-то и заставило Джину уйти. По самому высшему счету, война, азарт, кровь, грязь и дерьмо битвы, для него были важнее жены.

– Несомненно. Жизнь – она как погода. Как смена зим веснами. Но знаете, что не меняется никогда? – спросил Хартинг. Очевидно, ответ на сей риторический вопрос ничего хорошего Бладшоту не сулил. – Парни вроде вас, Рэй. Вам нравится жизнь в рамках, нравится определенность… да не просто нравится – она вам необходима.

– Не тебе решать, что мне необходимо! – огрызнулся Бладшот.

В известной мере он был рад, что Хартинг не заявил, будто ему нравится убивать. Углубляться в подобные мысли ему очень бы не хотелось.

– Там для вас ничего не осталось. Хотите знать, где вы покажете себя в наилучшем свете? – спросил Хартинг.

Еще один вопрос, на который Бладшот не хотел бы слышать ответа…

– Хотите знать, где вы неизменно будете наилучшей версией себя самого? – продолжал Хартинг.

В глубине души ответ Бладшот знал и сам, только очень уж не желал соглашаться с ним.

– Со мной. Здесь. В этом мире, сотворенном мною специально для вас.

Бладшот молча взирал на Хартинга, изо всех сил борясь с соблазном его предложения.

– Но все это – ненастоящее, – выдавил он.

Хартинг заулыбался, как будто понял: теперь Бладшот в его руках.

– Вы спасаете заложника. Проводите ночь с любящей вас женщиной. И просыпаетесь – в новом теле, с ясной жизненной целью.

Бладшот прошелся из стороны в сторону, пытаясь уложить все это в голове. Хартинг был прав. В его правоте Бладшот ничуть не сомневался. Его предложение как нельзя лучше подходило и первому Рэю Гаррисону, и второму. И любящему мужу, нормальному человеку, которым он был (или, может быть, притворялся?) дома, и праведному воину, нуждавшемуся в поводе (или в благовидном предлоге?) для битвы.

Вот только имелась тут одна загвоздка.

Маленькая такая загвоздочка.

Свобода воли.

Бладшот остановился, развернулся, шагнул к Хартингу, придвинулся к нему вплотную.

– Нет. Хватит. Хватит с меня всего этого. Особенно тебя, – ответил он.

Теперь-то он будет знать, что происходящее – не взаправду. Будет знать, что просто в очередной раз отбывает номер.

Хартинг устало вздохнул, точно отец, разочарованный сыном. Точно рассерженный собственным творением бог.

– Это не просьба, – пояснил он Бладшоту, поднимая руку.

В руке его словно из ниоткуда возник пульт дистанционного управления. Хартинг нажал на кнопку, и…

И Бладшот пробудился к жизни в суровом холоде палаты воскрешения. Пробудился и закричал, чувствуя, как лезвия впиваются в плоть, нащупывая главные кровеносные сосуды, а автоматы-вампиры высасывают из оболочки тела насыщенную электроникой кровь.

Глава сорок первая

Придя в себя, Уиганс первым делом почувствовал жуткую головную боль и осознал, что находится на борту самолета.

– Уй-йо-о! – простонал он, открывая глаза.

К его приятному удивлению, помянутый самолет оказался комфортабельным частным лайнером, а сам он – не связан, не закован в наручники, и прочими способами в движениях не ограничен. Напротив сидела девица, накачавшая его отравой. Девица весьма привлекательная… но отравленный газом Уиганс был куда менее склонен к галантности, чем Уиганс до отравления газом, предлагавший ей прикурить.

– Значит, вы… – начал он.

Девица поднесла к губам палец, и Уиганс умолк. Умолк вопреки собственному обыкновению: на нервах его всегда пробивало на болтовню, а в данный момент он был здорово перепуган. Вскоре затянувшееся молчание сделалось невыносимым.

– А что с моими охранниками? – выпалил он. – Ну, понимаете, при всей их слегка хулиганской натуре, ребята-то они, в общем, были неплохие… Конечно, не стоит ожидать, будто подобные люди способны поладить с такими, как я, но…

– Они живы, – оборвала девица его поток слов и выложила на разделявший их столик какой-то прибор.

Прибор Уиганс узнал не сразу, однако, логически поразмыслив, решил, что это – нечто вроде высокочастотного генератора «белого шума».

– Нас что, слушают? – спросил он.

Девица подняла на него взгляд, но промолчала.

– Потому что, если нас слушают в самолете, использующемся для перевозки пленников, значит, он наверняка принадлежит вашим нанимателям, так отчего ж вы тогда не хотите, чтобы они нас слышали?