Бюро убойных услуг

— С неограниченной? — Зюзин икнул и мучительно задумался. — Как это — с неограниченной?

— А вот так! — Тарасик с азартом хрястнул кулаком по столу. — Пельменное акционерное общество. Не хрен мне все на дирекцию вкалывать. На себя буду работать, а то Регинка совсем достала: почему, мол, все пельмени разные, чего это из них кошачья шерсть торчит.

— А п-почему из них кошачья шерсть торчит? — заинтересовался майор.

— Ой, теперь и ты туда же! — обиделся Поддавал-пил. — Ну, торчит себе и торчит, кому какая разница? Подумаешь, кошку однажды поленился ободрать. Главное — мы с тобой бизнесменами станем. Разбогатеем на пельменях — и в Америку укатим, а там, глядишь, через годик-другой и вовсе миллионерами заделаемся.

— Н-ну, не знаю, — вздохнул Паша. — Пельмени, это, конечно, хорошо, но тяжело. Одно дело — махнул палкой, иномарку остановил, баксы в карман сунул — и все дела. С пельменями сложней — ведь их сначала сделать, а потом продать нужно. А уж когда я в отделе на правах сидел, так вообще был рай: подписал бумажку — четыреста баксов в карман. Еще бумажка — еще четыреста баксов. Конечно, кое с кем делиться приходилось, но все равно: подписал бумажку — четыреста…

— Придумал! — прервав ностальгические воспоминания майора, восторженно подпрыгнул на месте Тарасик. — Ай да я! Идея прямо-таки на миллион!

— Ч-четыреста баксов, — майор со слезами на глазах продолжал предаваться ностальгическим воспоминаниям.

— Да что ты заладил, как попугай: четыреста баксов, четыреста баксов! Будет тебе и четыреста баксов, и пятьсот, и шестьсот, и шесть тысяч будет… Ты лучше послушай, что я тут сообразил. Сержантов твоих с работы вроде не выгнали?

— Нет, — покачал головой Зюзин. — С-сержантов не выгнали, а в-вот меня…

— Да не ной ты! Врубайся лучше в фишку: мы будем толкать пельмени около твоего поста ГИБДД. Только представь: твои орлы тормозят иномарки, дерут с них штрафы, а мы водилам в нагрузку в добровольно-принудительном порядке пельмени впариваем. По специальным, между прочим, расценкам! Заартачатся — права отберем.

Опальный майор, забыв о своих страданиях, изумленно уставился на Тараса.

— Да что там один пост! С твоими связями мы опельменим все посты ГИБДД Москвы и Московской области, а потом, может, и всей России. Я даже название для нашей продукции придумал: «пельмени дорожно-самостийные Тарасо-Зюзинские».

— Ну, дорожные — это понятно. А почему самостийные? — уточнил слегка протрезвевший от потрясения Паша.

— Потому что Украина самостийная, — назидательно пояснил Поддавал-пил. — Даже находясь на чужбине, нельзя забывать о родине.

— Логично, — согласился Зюзин.

— Вот и гарно, — обрадовался Тарас. — А шоб ты не кис, прямо сейчас и начнем.

— Что начнем?

— Как что? Пельменями торговать!

— А где же их взять-то, пельмени?

— Тоже мне, проблема! Магазин сейчас закроют, один сторож Хрум тут останется. Как заснет, а засыпает он сразу, я из морозильника ящик пельменей и позаимствую.

— Украдешь, что ли?

— Можно и так сказать.

Зюзин осуждающе покачал головой:

— Нехорошо это — у своих красть!

— Удивляешь ты меня, майор, — укоризненно вздохнул Поддавал-пил. — Вот скажи мне, зачем существуют «гиббоны»? Чтобы фраеров на колесах чистить. Осуществлять, так сказать, естественный отбор денег у населения. Разве не так?

— Так, — согласился Зюзин.

— А торговля существует для того, чтобы воровать. Как говорится, кто чем знает, тем хлеб и добывает. Если кто в торговле не ворует, знаешь, кто он?

— Кто?

— Пенек в пальто, вот кто. Усек?

— Усек, — покорно согласился Паша. — Только сегодня на пост ехать нельзя. Сержанты мои после нахлобучки у начальства еще в себя не пришли, да и проверка может нагрянуть. Придется выждать хотя бы неделю.

— Да что нам ждать! Нельзя на пост — рванем на Киевский вокзал, там товар расхватывают — на раз. Заодно и торговать поучишься.

— Торговать? — смутился майор. — Что, прямо сейчас?

Тарас посмотрел на часы и покачал головой:

— Сейчас не получится. Хрум заснет не раньше, чем через сорок минут. Вот тогда и поедем.

* * *

— Пельмени дорожно-самостийные, Тарасо-Зюзинские, хватай-налетай, в темпе разметай! — хрипло крикнул Паша Зюзин в разбавленную жидким светом фонарей липкую осеннюю темноту.

Поддавал-пил, наблюдающий на расстоянии за торговым дебютом бывшего «гиббона», кивнул смущенному майору и одобрительным жестом поднял вверх большой палец.

Противный колючий ветер сек лицо мелкими дробинками снежинок. Несмотря на позднее время, мимо деловито и безучастно сновал типичный вокзальный люд — бабки с неизменными тележками, лица кавказской национальности в вытянутых на коленках спортивных штанах, воняющие мочой бомжи, костлявые цыганки в длинных засаленных юбках, граждане, спешащие к электричкам.

— Что это они все разного размера? — склочно осведомилась толстая бабища в бордовом китайском пуховике, подозрительно взирая на пакет с продукцией Тараса. — И скособоченные какие-то, словно их корова жевала.