Бюро добрых дел

И она в который раз пыталась перевести в шутку всплывающие серьезные разговоры.

– Почему ты против того, чтобы мы съехались?

– А зачем?

– Как зачем? Мы любим друг друга.

– Я боюсь слишком близких отношений.

– Глупо.

– Нет. У меня негативный опыт.

– Опыт тут не нужен. Опыт в отношениях только вреден. Это же не ловля блох.

– Все равно.

Они сидели в пивной после очередной тренировки. Егор снял куртку, Лика еще раз отметила, как же он хорош. Человек должен заниматься собой. Тренируй голову и тело. Не может быть одно без другого. В Егоре уживался интеллектуал со спортсменом. Всего было в меру. Татуировок, бицепсов и рассуждений из Плутарха. Егор опять вернулся к незаконченной теме:

– Тебя это терзает? Давай поговорим.

– Да не о чем говорить. Просто я потеряла пять лет жизни.

– Ты же его любила?

– И что? Вот я об этом. У него все другое. Он любит другую музыку, он по-другому одевается, он ест по-другому. Ты представляешь, ему каждый день нужно было варить суп.

– И ты варила?

– С ума сошел? Мы заказывали. Где-то там… Не знаю я.

– Успокою тебя, я суп не ем, но я ем салат. И много мяса.

– Мясо – это понятно.

– Но нам же хорошо вместе.

Лика подняла на Егора глаза:

– Да. Ты – это я. Я это знаю и чувствую.

Егор притянул Лику к себе:

– Ты знаешь, я впервые увидел тебя на трассе. Ты была в шлеме и в костюме, но я уже знал, что ты моя. Мне было безразлично, как ты выглядишь. Ты сняла шлем, повернула голову и сразу же мне улыбнулась.

– Я тебя не помню. Я улыбнулась себе. Тому, что я прошла эту трассу.

– Мне кажется, я ждал тебя всю жизнь.

– Тридцать лет – это не вся жизнь.

Егор не уступал:

– В том-то и дело, но это уже много. Представляешь, мы одну треть жизни прожили друг без друга. Разве можем мы себе позволить терять время?

Лика серьезно посмотрела на Егора:

– Одно преимущество у тебя есть. Ты понравился Пёселю.

– Я тоже это почувствовал. Хочешь, я могу еще понравиться твоей маме? А то с собакой гуляем, а в дом ты его ведешь одна.

– Ей все равно. Мы с ней существуем в параллельной реальности.

– А как ты хочешь существовать со мной?

Лика задумалась. Это был сложный вопрос, и она не знала на него ответа.

– Я хочу существовать с тобой. И я уверена, что мы вместе. Именно поэтому я и не хочу съезжаться. Я боюсь, что быт нас разъединит.

– Мы с тобой все обсудим и договоримся на берегу.

Лика смотрела на Егора и видела в нем себя. Они действительно были похожи. Высокие, сильные, с одинаковыми прическами и одинаковыми взглядами на жизнь. Мотоциклы, бары и кеды Vans. Книги по психологии, лекции по воскресеньям и походы на байдарках.

Он нарисовал ей схему. Один большой круг. В нем два маленьких.

– Вот видишь? Это наша жизнь. А это мы с тобой. Мы – не яблоко, никакие не половинки. Каждый из нас яблоко целое. Со своим гармоничным внутренним миром. Но у нас общее поле, это самое важное. Мы находимся в этом поле.

– Как-то в этом поле голо, неуютно.

– Это пока. Поэтому я предлагаю быть вместе. Смотри. Вот парк, деревья, дорога. А это наш дом.

– Пририсуй трубу.

– Да, и дым идет. Потому что в доме горит очаг.

Лика смотрела на Егора и верила ему. Верила во всем. Она уже чувствовала этот дом. Видела в нем себя, обязательно в шерстяных носках и теплом свитере. И на Егоре точно такой же свитер с оленями. Завтра же она начнет вязать. С чего начать?

Пожалуй, она начнет с носков.

13.09.2023

Арбатские переулки

1. Поварская

Возраст женщине дан для медитации. Поймет это не каждая, а зря.

Что такое шестьдесят лет? Это время не расстраиваться, это время – обрадоваться. Можно уже не ходить в кино и не читать книги. Зачем? Сколько всего сегодня в твоей голове. Ходи и доставай из памяти разные разности.

Еще десять лет назад Ирине было странно услышать от старинной подруги детства:

– Маман нынче из дома никуда не выходит.

– А двигаться?

– Так она и двигается. Как солдат. Целый день по комнате. Туда – сюда.

– Ну, в принципе, могу себе представить. – Хотя Ирина такое представляла себе с трудом. – Сегодня же телевизор. Всякие там сериалы.

– У нее и телевизора нет.

– Это как?

– А вот так. Она и книжек не читает.

– Ужас.

– И совсем даже не ужас. Она говорит, у нее столько воспоминаний, ей дополнительные эмоции ни к чему.

– Ну это-то понятно, восемьдесят лет, как-никак. Но вот ты думаешь, что мы вспомним в восемьдесят лет?

– Я не знаю, я и сейчас уже ничего не помню.

– И не говори. А я и не хочу вспоминать. Как подумаешь, никакого настроения. Вот ты мне скажи! Почему ничего хорошего не вспоминается, а историю, в которой чуть муж не ушел, из головы не вытравишь? Или в которой эта Панина такой сволочью оказалась? Нет, ну какова сволочь…

– Все, не заводись. Ну да, сволочь. Взяла и оговорила не понять с какого перепугу. Ирка, что ты хочешь? Ты ж с артистками давно общаешься, должна привыкнуть. У них жизнь тяжелая, их никто на роль не берет. Или ты ее уже пожалела?

– Вроде да.

– Так вот я о чем, маман и говорит: я ничего негативного из памяти никогда не достану. Вспоминаю только тех людей, которые мне приятны.

– Феноменально.

– Так и я о том.

– Как нам этого добиться?