Бюджетный отдых 2

Перед самым выездом звонила в «зоомемориал», спросила:

– У нас собачка «на исходе», с мамой нашей остаётся. Дайте нам телефоны на крайний случай, чтобы всё сделать, как полагается, случись чего. Нам на десять дней отъехать надо.

На другом конце провода засмеялись:

– Вы нам уже два года с одной и той же фразой про «на исходе» звоните. Езжайте. Случись что – мы рядом: и днём, и ночью.

– Дождись нас, Бредушка, – погладила я пса по голове перед уходом.

А он…

И писается, и «навалить» может, и слепой, и глухой, и зубы повыпадали, а ласку чувствует и доброе слово слышит.

Ни разу он не оскалился без нужды: ни на своего, ни на чужого.

Родился в России, стал старым в России обычный английский бульдог.

Он в радости прожил, его мы любили, и он по-собачьи – как мог.

Слюнявил шнурки, двери грыз и ботинки, поджопник за что получал.

Он лучшим был псом. Самым лучшим из лучших. Он нам заскучать не давал.

Был милым щенком, ну а вырос – стал другом, при этом совсем не болел.

А если хотел нас отвлечь от чего-то – не гавкал, а песенки пел

Свои, как умел. Как умеют собаки, когда говорить захотят…

Был другом весёлым для нашего сына, для всех нам знакомых ребят.

Сын вырос… Внучата его затаскали. А он не скулил – он терпел.

Когда они хиллсом^5]]]] его объедались – он корма для них не жалел.

Он жалился, если вдруг ушко болело. Но руки хозяев зачем?

Когда почесать, оно вдруг здоровело. Но старость приходит ко всем…

Мы любим тебя, старикан наш усатый. Собак не бывает таких…

Семь лет человеческих в годе собачьем. Но стоит он тех семерых.

Говорят: «Какие хозяева, такие же у них и собаки…».

И если это – правда хоть на малую толику, то мне нравится, какие мы у Бреда.

5 И ещё едем-едем…

Едем пять часов…

Не даю Игорю дремать, зная, что спал он ночью плохо.

Да, мы с ним ещё – бывает и такое – не высыпаемся ночами…

Пришлось приступать к пению. Фольклором я сыта, любимые мною романсы – не бодрят… Вспомнила репертуар Круга: «Не спалила, любила», «Мышиный туз», «Катерину» и другие…

Петь пришлось громко. Точнее – орать. Бывшие коллеги по певческому цеху не одобрили бы ни репертуар, ни исполнение.

Но вот в чём меня нельзя было упрекнуть, так это в актёрском мастерстве, потому что представление сложилось в ролях: с подпевкой и проигрышами. В «Катерине» я даже расплакалась: «Опер – дрянь, какая! Чтоб ему…».

Пришлось поменять репертуар на любимые песни из кинофильмов…

Осталось ехать 614 километров, если верить «Тётке-навигаторше».

Солнце теперь было за правым плечом, и совсем невысоко. Зелень сменила яркие сочные оттенки на более тёмные, тени вытянулись, а облака почти растворились.

Лишь впереди по курсу зависло одно здоровенное беспечное облако, похожее на гору. Такие обычно застревают на прилегающих к морю горах и проводят в «высокой праздности» недели, пока солнцу не наскучит это безделье, и оно не договорится с ветром о том, чтобы прогнать ленивца. Тогда они вместе расшевелят – а позже, растворят – задремавшие облака, отчего станет видно гору – всю-всю, до самой последней травинки на ней.

И наступит ослепительная прозрачная чистота. Такая, что можно будет увидеть далёкие острова в море. А когда горизонт не размыт, а очерчен-отведён словно по линейке, то с берега станет видно играющих с чайками дельфинов. Но это лишь на один-два дня.

Новая ленивица, уцепившись за особенно коряжистый куст, случайно заблудится среди деревьев и камней, а потом – так, от скуки! – позовёт к себе несколько друзей, и к вечеру второго дня новая белая папаха будет венчать горную вершину, правда, не очень долго – до очередного солнечного пинка.

* * *

Мы катимся дальше…

Солнце теперь висит почти над посадками вдоль дороги, и уже сильно позади. Лишь изредка трасса выпишет такой зигзаг, что подставит правый бок автомобиля его апельсиновым лучам. А там, где вечернему солнышку удаётся выхватить ещё и открытый ствол дерева – обнаружат себя его необыкновенные рыжие оттенки.

Миновали реку «Северский Донец». Ни волн тебе, ни зыби. В зеркальном покое воды отразились почти уснувшие речные берега, которые вместе с совсем коралловым солнцем засыпали среди таких же коралловых, но отражавшихся в воде, облаков.

Открыли люк на крыше, и в него стало видно огромный летящий самолёт с двумя белыми облачными дорогами позади.

Ещё минута – и начнутся сумерки. Время тёмных полутонов и покоя…

Мы продолжаем движение, между тем как природа устраивается на ночлег, постепенно приглушая свет, как в кинозале перед фильмом: с минуты на минуту зрители успокоятся, и зал будет жить единым дыханием событий ожившего экрана.

Так же и в природе – всё вокруг будет слушать и смотреть дыхание ночи…

По нашей дорожной полосе от нас убегают красные огни стоп-сигналов, а навстречу летят белые лучи фар – как вены и артерии живого организма. Лишь они не уснут этой ночью…

А самолёт уже далеко-далеко – только по двум полоскам на небе и можно найти его.

Я желаю ему счастливого пути.

Я всегда так делаю. И буду так делать – всегда!

* * *

А вот и тучки дождевые появилась – набрякшие, сизые, видно, что придётся ждать нам дождик этой летней ночью.