Битые козыри

Лайт подошел к овальной двери, окрашенной в оранжевый цвет, и без труда справился с системой затворов, описанной Молроу. Массивная плита повернулась на центральной оси и открыла вход в шлюзовую камеру.

В душе Макрожера боролись противоречивые чувства: искреннее желание избавиться от этого подозрительного гостя и страх перед неизбежным гневом Рэти, которая может навлечь на него громы и молнии самого Кокера. Конечно, никому не запрещалось кончать жизнь самоубийством, но нельзя было допустить, чтобы кто-нибудь исчез без ведома охраны. «Решил прогуляться по свежему воздуху. Сейчас влезет в камеру, убедится, что никаких скафандров там нет, и уберется», – успокоил себя Макрожер. Его только поразила та легкость, с какой Лайт повернул тяжеленные рукояти затвора.

Внутренняя дверь закрылась за Лайтом. Телеглаз перенес на экран шлюзовую камеру. К удивлению Макрожера Лайт не стал искать скафандра, даже не огляделся по сторонам и шагнул к выходному люку. Макрожер будто сам почувствовал ледяное дыхание забортной бездны и окоченел то ли от холода, то ли от изумления. «Если он так же легко справится с этими затворами, я даже при желании уже ничего сделать не смогу. Спасти его будет поздно. Он сошел с ума, – решил Макрожер. – Уж в этом никто меня обвинить не сможет. Нужно только перехватить то, что от него останется».

Лайт уверенно открыл наружный люк и решительно шагнул в космос.

«Человек за бортом! – просигнализировал Макрожер ближайшим патрульным катерам. – Выловить труп и доставить ко мне!»

То, что произошло затем, Макрожер увидел по трансляции с катера, подоспевшего к месту происшествия. Человек без скафандра, без шлема, даже без перчаток остался живым. Почему-то Макрожера особенно ошеломили голые руки Лайта, которыми он держался за металлическую скобу – одну из многих скоб, закрепленных на внешней обшивке энергетического корпуса. За них должны были цепляться роботы, ползая по наружным стенам.

Но даже роботов, снаряжаемых для выхода в космос, облачали в герметические чехлы, предохранявшие их электронные органы. А Лайт, судя по всему, чувствовал себя, как альпинист на небольшой высоте. Он спокойно подтягивался, перебирал руками, используя скобы как ступеньки лестницы, и без передышки продвигался к радиоактивной зоне реактора.

– Что делать, шеф? – уже не в первый раз вопрошал командир катера Дин Шпенинг, не менее Макрожера пораженный невиданным и неслыханным зрелищем. На его лице было дурацкое выражение человека, не верящего своим глазам.

Макрожер молчал. Он старался выглядеть умнее Дина, чтобы подчиненный не усомнился в самообладании и сообразительности своего начальника, но сказать не мог ни слова.

«Он не мужчина и не женщина», – вспомнился ответ компьютера. Не мужчина и не женщина… Кто же он? Не человек. А как же Рэти и все остальное? Ведь для всех он человек. И как может человек не быть человеком? Но почему он не превратился в ледышку, не задохнулся и ползает по корпусу, как муха по стеклу?

Макрожер смотрел на Лайта, ярко освещенного прожектором патрульного катера, и чувствовал, что еще немного и он сам начнет карабкаться по стене своего кабинета. Что делать? Доложить генералу? Но тот свернет Макрожеру шею за то, что он допустил такое безобразие. Макрожер вспомнил глаза Боулза, когда тот напоминал об особых правилах, введенных на время юбилея. «Ни одна душа не должна выскользнуть отсюда или проникнуть сюда!» – повторял генерал по нескольку раз. «Этот пристрелит меня без долгих разговоров, – подумал Макрожер. – Но ведь он говорил о душах. А какая душа у этого нечеловека? Нет такой души, которая могла бы обходиться без воздуха и тепла… Куда он лезет? Прямо в пекло».

Макрожер не возражал бы против того, чтобы Лайт поскорее сгинул в адской печи реактора, чтобы он исчез без следа. Но на экране все еще торчала ставшая совсем идиотской физиономия Дина Шпенинга, вопросительно смотревшего на своего шефа. «Если бы я не вызвал этого дурака, – сокрушался Макрожер, – никто ничего не узнал бы. А теперь он раззвонит по всему Кокервилю, и все узнают, что на глазах Макрожера человек гулял в космосе, ползал по обшивке энергокорпуса, а начальник охраны никаких мер не принял».

– Какого черта ты смотришь? – заорал Макрожер. – Сними этого болвана!

– Есть снять болвана, сэр, – автоматически отрапортовал Дин. Но это вовсе не значило, что он уже сообразил, как именно будет выполнять необычное приказание.

Катер, шедший параллельным курсом, развернулся и приблизился к стенке отсека, насколько это позволяли правила безопасности.

– Эгей! На стенке! – крикнул Дин, забыв, что ни один звук его голоса не долетит до ушей человека, взбиравшегося все выше и выше

– Чего ты горланишь, идиот! – возмутился Макрожер. Он уже вошел в роль руководителя операции и сварливым голосом поторапливал подчиненного. – Пусти-ка дымок у него перед носом. Быстрее! Шевели мозгами и руками, Дин. Взять его нужно таким, как он есть, – живым.