Битвы за корону. Три Федора

– К чему? – усмехнулся Годунов. – Да к тому, что князю, яко тайнейшему и начальнейшему боярину давно иная личит. К примеру та, кою моему батюшке царь Федор Иоаннович даровал, – и он процитировал: – Наивышний содержатель всего царства. Чего скажете, думцы?

Те угрюмо молчали. Годунов помрачнел и махнул рукой:

– Ладно, о том я сам помыслю. Авось за две с половиной седмицы, кои остались, поспею придумать что-нибудь эдакое, а покамест давайте про само венчание потолкуем. Я тут надумал поменять кой-что, – и он принялся оглашать изменения.

На самом деле надумал их не он, а я, будучи в Тонинском. Как-то пришло на ум, что желательно уже во время церемониала показать остаткам романовского кружка, на кого станет опираться государь в дальнейшем. А то по своей мягкотелости Годунов возьмет да поручит Федору Никитичу нести за ним скипетр, державу или шапку Мономаха – по знатности рода боярин и впрямь уступает немногим. Мне же хотелось полностью освободить Романова от любых почетных поручений, пусть мало-мальских. Ну а остальные мысли – кого привлечь к церемонии – пришли по ходу. Касались они в основном руководства Освященного Земского собора. Несправедливо получается: выбирать царя – они, пускай и вместе с думцами, а в самой церемонии их нет. Непорядок.

Надо сказать, что поначалу, когда я, едва прибыв в Москву, тем же вечером отдал его Годунову, он аж охнул, прочитав написанные мною имена и фамилии. Держа слово, он не перечил, но уставился на меня столь жалобно… Пришлось напомнить, что я все-таки человек пришлый, кое о каких условностях, принятых на Руси, ни ухом, ни рылом. Потому данное им слово ничего из предложенного мною не отвергать, здесь не подходит. А потом мы ж с ним друзья, а возразить или поправить друга, если видишь его промах, совсем иное дело, можно сказать, святое.

Лишь тогда, благодарно улыбнувшись мне, он и открыл рот, но выдал сразу столько возражений, что… Словом, получалось, что замена знати в церемониале всеми теми, кого я написал, чревата. Нет, не бунтом. Просто бояре проигнорируют само венчание, не явившись на него в полном составе, ибо есть вещи, в которых они придерживаются нерушимой солидарности.

Пришлось забрать свой список и пообещать найти иной выход. Следующий день был свободный от заседания в Думе, время имелось, и я сдержал слово, надумав изменить сам процесс, не заменив, а расширив количество его участников. Тогда и волки окажутся сыты, и овцы целы. Накануне вечером я подал ему лист со вторым вариантом своих предложений. С ним он в целом согласился.

Имелись в моем варианте и строки, посвященные братьям Романовым вместе с Семеном Никитичем Годуновым. С ними я решил поступить по-хитрому. Коли на них не наложена опала, включать их в церемониал венчания на царство придется, но…. Как мудро говорил товарищ Сталин, есть человек – есть проблема, нет человека – нет проблем.

Нет, нет, никакой кровожадности с моей стороны, обойдемся без карающих санкций. Но ведь участвовать они могут при непременном условии, что находятся в это время в столице. А если нет? Тогда и проблема отпадает. А благовидный предлог для их удаления имеется. Мстиславский, Трубецкой и Воротынский из высшей знати, и на предстоящей церемонии вся троица должна быть непременно. Но пока они на южных рубежах, и отозвать их без замены нельзя – должен же кто-то командовать береговыми ратями. Вот пусть этими кто-то и станут братья Романовы и Семен Никитич Годунов. И выкрутиться у них не получится, ибо я мог опереться на… местничество. Да, да, исходя из него, иными людьми заменить именитую троицу нельзя – оставшиеся отцы-командиры непременно начнут возмущаться.

Конечно без гула недовольства не обошлось. На отсутствие Романовых думцам было наплевать, но допустить, чтоб в церемонии венчания приняли участие все руководство Освященного Земского собора они не желали. Его глава – князь Петр Иванович Горчаков – куда ни шло. И то кое-кто бухтел, что он излиха худороден. Что уж тогда говорить про его замов – стрелецкого голову Федора Брянцева, купца Никиту Строганова и в особенности говядаря Козьму Минича.

– Искони таковского не бывало! – первым поднялся на дыбки Салтыков. – Нешто можно их к венчанию на царство подпускать?! Как смерд ни моется, а все смердит. Не боишься, государь, что и твои одеяния от такого соседства приванивать учнут?!

Годунов беспомощно оглянулся на меня. Ну да, кому ж и выручать, как не князю, все это и придумавшему.

– А государь иное помнит: на мужике кафтан хоть сер, да ум у него не черт съел, – выпалил я. – И не забывай, Михаил Глебович, не будет лапотника, не станет и бархатника. Проку что иной родом боярин. Приглядишься, а он делами жидовин. Но одно ты верно сказал – такого раньше и впрямь не бывало. Тут не поспоришь. Так ведь почему не бывало? А потому что обряда такого не существовало. Никто государю ни русскую землю, ни воду, ни сноп ржаной не подносил.

– Все одно: неча щетинистому рылу в пушном ряду делать. С такими рожами в собор к обедне не хаживают!