Битва за страну: после Путина

— Я не обещал процессов и судов. Я обещал, что при мне воровать будет опаснее и труднее, чем до меня. Если же говорить о коррупционерах как таковых… Здесь я вижу одну очень серьезную проблему. К примеру, в прежней оппозиции, похоже, и в нынешней, есть один политик, мой тезка. Пока он был премьером, его звали «Мишка Два Процента». Подчеркивали скромность, мол, больше с каждого отката, чем два процента, не берет. Потом, когда Путин отправил его в отставку, стал оппозиционером, обличителем режима. Ему на этом процессе кем быть: обвинителем или обвиняемым? Или другая история. Жил-был один деятель, возглавлял благотворительный фонд с обязательными отчислениями от крупного бизнеса. Половина на лечение больных детей, половина — на строительство вилл и дворцов для приближенных Владимира Владимировича. Однажды ему приказали изменить процентное соотношение не в пользу детей. У него проснулась совесть, и он всю эту многолетнюю дворцовую махинацию раскрыл. Ему орден на грудь и тоже на скамью подсудимых, с этим орденом? Нет, дорогие мои, прежних воров я судить не хочу. У меня к ним одно требование: пусть вернут украденные деньги. И то одну четверть могут оставить себе — приз, за благоразумие.

— Какие же антикоррупционные меры вы готовы предпринять?

— Сейчас главная задача: сделать так, чтобы не воровали впредь. Как? Путей много. Это и упростить законы, чтобы граждане поменьше контактировали с чиновниками. Наставим в каждом поселке «государственные шкафы», чтобы любую справку выдавали. Зарплату чиновникам повышать не будем — и так высокая, но и снижать не надо, как сейчас требуют. Будем развивать профессиональную честь, напомним обществу, что от чиновника, как и от врача, жизнь человеческая зависит. Но главное: во-первых, воровать должно стать трудно. А во-вторых, если и удалось украсть, то шансы на то, что удастся воспользоваться краденым, должны свестись к минимуму. Это и такая возвращенная в УК мера, как конфискация имущества. Это и, простите за выражение, стукачество, доносительство. Сообщить о крупном посягательстве на общественные деньги, но сообщить, конечно, не анонимно — это достойно и награды, и поощрительного процента. И жесткий поиск увезенных русских денег по всему миру. Мы их начали искать так усердно, как Центр Визенталя — нацистских преступников. Находим, договариваемся с правительствами, явно и тайно. Иногда оставляем солидный процент. Тут главное — принцип: украденное должно не греть, а обжигать. Вот что делаем и будем делать с коррупцией.

— Катерина Шварц, «Немецкая волна», — представилась безвкусно одетая фрау с энергичными чертами лица. — Господин Столбов, в период вашей прежней административной деятельности вы неоднократно поступали так, как президент Белоруссии Лукашенко. Вы считаете построенный им режим образцом для России?

— Хочу ли я стать вторым Лукашенко? — улыбнулся Столбов. — Не смогу. Страна не тех размеров. В ручном режиме с ней не справиться. Задача правителя выстроить систему управления, не нуждающуюся в постоянном контроле одного лица и способную функционировать после его смерти. В этом случае долг правителя исполнен.

— Илья Свердлов, «Невское время», Санкт-Петербург. Михаил Викторович, что вы считаете главными вашими достижениями за первые сто дней правления?

— Спасибо, хороший вопрос. Если учесть, что в стране произошла хоть и маленькая и мягкая, но все же революция, одной из первоочередных задач было не допустить столь же маленькой гражданской войны или хотя бы массовой расправы с проигравшими. Считаю, это удалось. Также были еще три простые задачи для любого нового правителя России: не казнить врагов, не озолотить друзей, не спиться самому. Насчет врагов уже сказал — побежденных в обиду не дам. Насчет друзей буду столь же принципиальным. У меня в прошлом декабре, когда мы победили, объявилось восемь одноклассников плюс три забытых одногруппника. Я всех ласково спросил: где были, когда партия создавалась? Помогли? Нет? Всё, свободны. Постарайтесь меня опять забыть и не вспоминать. Тем, у кого бизнес, — проверки.

— А тем, кто прошлой осенью поддержал новую партию? — спросил журналист.