Битва за страну: после Путина

— Уфф! Помирился. И она не сердится, и я. Только шутит, что скоро рожать.

* * *

Назвать Ашота законопослушным гражданином было бы, по меньшей мере, нечестно. Но порядок он любил и старался поддерживать, по крайней мере, в заречной части Первомайска.

К примеру, в 90-е годы многие местные жители привыкли покупать водку и другие столь же крепкие напитки в ларьках. Потом продавать спиртное в киосках запретили, позже был введен ночной сухой закон. Но от привычки отказаться трудно, и люди по-прежнему тянулись ночью в киоски. Ашот гарантировал, что ассортимент будет не совсем уж одиозно паленый, а также урегулировал потенциальные проблемы с милицией-полицией.

Иногда, в особых случаях, водка отпускалось в долг. Тут уже начиналась индивидуальная программа: если квартира должника приватизирована (нет — поможем), живет он один, или пожилая, но безответная пара, то в долг продавали долго. Потом — предъявляли, подписывали договор о продаже. И увозили алконавта, или парочку, в дальнюю деревню, в жилье с единственным удобством — дырявой крышей над головой. В качестве бонуса оставляли ящик водки, такой паленки, что продавать стыдно.

Сегодня Ашот как раз обсуждал с хозяином киоска, поставщиком информации, судьбу одного деятеля. Говорили долго, взвешивали все «про» и «контра». И кусок лакомый — приличный подъезд, вид из окон на сквер. Но есть московский сын, который, якобы, охранник, и у него свои виды на однокомнатку отца-алкоголика. Проблема!

Да, насчет порядка. Ашот не то, чтобы считал себя главным в городе, нет, не считал себя главным даже в Заречье — на то есть глава РУВД. Но уважения требовал. Потому-то, кстати, и оставался в этой дыре-заповеднике: здесь заставить себя уважать он мог.

Поэтому обиделся от души, когда машина, пусть и с мигалкой, нетерпеливо загудела, приказывая отодвинуться от магазинчика, расчистить путь. По чесноку, дать дорогу он был должен. Но зачем сразу гудеть, а потом говорить в мегафон: «Номер 666, уйдите с дороги»? Даже если не знать, что он Ашот Хоренович, можно же просто выйти из машины, попросить?

Пригляделся к номерам, понял: этим гостям города простительно не знать, кто он такой и вообще, позволено кидать понты на всей территории РФ. Приказал отъехать.

Все равно осталась обида. И она взыграла в полной мере, когда через четверть часа на проезде показался новый автомобиль. Именно в эту минуту из машины Ашота переносили в киоск ящик с таким товаром, который даже в городе, где тебя уважают, светить не нужно. Неужели не видит? Тогда зачем бибикает?

Ашот почувствовал, что ему полегает, если он сам задаст эти вопросы наглому москвичу — номера были столичные, но никак не блатные.

— Слюшай, дорогой, — сказал он с комедийной интонацией, которую и следовало ждать от него, — ты куда торопишься?

— Пропусти, — сказал шофер, опустив стекло.

— А где «пожалуйста»? — спросил Ашот.

— Пожалуйста, пропусти, — попросил шофер.

Ашот пригляделся к незнакомцу, взглянул в его глаза. Вздрогнул, понял, что очень бы хотел, чтоб на большой разборке парень с таким взглядом был в его команде, и очень бы не хотел, чтоб у противника. Больше того, пожалуй, стоило бы пропустить…

Но подошли ребята — нельзя терять лицо. Он же сказал им: «Пока не разгрузимся, ни один х…й не проедет».

— А почему не отвечаешь? Может, у тебя проблема? Так мы решим.

— Или создадим, — хохотнул Ник, подошедший к машине справа. В его руке была бейсбольная бита.

— Я больше просить не буду, — сказал парень. У него в руке появилась хорошая модель какого-то армейского пистолета, с насадкой на стволе.

Переход от понтов к угрозам успокоил Ашота. У людей, которые сразу вынимают пневматические дурилки, за душой обычно ничего нет.

— Дорогой, но у нас тоже есть такой хлам. Вазген, покажи…

Потом произошло что-то неожиданное, неправильное и быстрое. Ник слегка ткнул битой в стекло, поднял ее для удара посильнее. Незнакомец буквально вылетел из машины, встал на одно колено. Раздались два хлопка, громче, чем из пневматики, но тише, чем из газа. Ник уронил биту, осел на асфальт. Ашот ясно увидел два красных пятна, расползающихся по его куртке.

Еще два хлопка, и Вазген опрокинулся на киоск.

На все это ушло вряд ли больше двух секунд, и теперь ствол смотрел на Ашота.

«Пожалуй, лучше было бы пропустить после „пожалуйста“, — успел подумать он, — а теперь что, руки поднять?»

Не успел даже додумать. Парень выстрелил один раз, точно в голову.

Встал, отряхнул колено, взглянул перед собой. Пробормотал:

— А кто уберет свою адскую колесницу? Ладно, в объезд.

* * *

Из новостей телеканала Россия-24.