Битва за смерть

…(вот, возьми-получи)…

— Боже, как больно! — простонал Алексей. Злость и страх переполняли молодого лейтенанта. Его била дрожь, словно в лихорадке. Он сжал зубы, пытаясь ее унять, и поднялся, перебирая руками по стволу сосны.

Неожиданно он что-то нащупал. В том месте, где легла ладонь, коры не было. Под пальцами Алексея оказались упорядоченные бугорки и ямки.

Всё еще морщась от боли, он достал спички. Он выпросил их у Приходько, собираясь научиться курить, чтобы казаться взрослее. Однако свернуть первую самокрутку так и не нашел времени. А спички остались. Алексей зажег одну, осветив поверхность ствола. И не поверил глазам.

Перед ним, вырезанный на стволе дерева, предстал текст на древнеславянском. Крохотные буквы были окружены волнистыми узорами — такими же, как на избе в деревне Потерянная.

Спичка потухла, и Алексей зажег новую. Вновь он увидел узоры, которые означают воду. При чем тут вода? Непонятно.

С превеликим трудом — ему пришлось одновременно зажигать спички и держать карандаш с тетрадкой — Калинину удалось скопировать текст. После этого он попытался его перевести:

«Беспредельно… низко хотение… движущийся храм… ВОДА… его знак… беспредельно большой… не желай исполнить хотение… не пытайся пройти к храму. Не кляни зло… бережет… снег погребенный…»

Алексей не понял ни единой фразы в странной надписи, но зато узнал древнюю кириллицу. Слова в ней располагались так, что буквы «висели» на строчке. Таким способом писали на раннем этапе развития языка. «Текст древний, — подумал он. — И его возраст можно определить по возрасту дерева».

Калинин посмотрел на темный могучий ствол.

Ему не меньше тысячи лет. Неужели и тексту столько же! Нет, не может быть. Казалось, буквы вырезаны совсем недавно. Алексей еще раз убедился в этом, истратив последнюю спичку.

Многие слова он знал, но их сочетание по-прежнему было неясным. «Низко хотение», «движущийся храм», «не кляни зло», «бережет снег погребенный». Общий смысл текста оставался туманным. Единственное, что было знакомо, — упоминание о воде. Алексей сосредоточился, пытаясь тщательно проанализировать текст, уловить смысл в разрозненных словах…

— Алексей! — раздался вдруг из темноты до боли знакомый, почти забытый детский голос.

Калинин вздрогнул. От этого окрика дрожь пробежала по телу, а сердце словно провалилось в пропасть. Он задышал часто-часто. Что это? Ему послышалось или детский голос действительно окликнул его? Невозможно ответить однозначно. Вероятно, он что-то слышал. Скорее всего в лесу раздался звук, очень похожий на детский голос. Калинин читал, что крик выхухоли напоминает плач ребенка. Да, такие звуки может издавать животное. В любом другом лесу, но только не в этом. Только не здесь! Ведь красноармейцы еще не встретили ни одной живой твари. Только Ермолаев обнаружил старый заметенный след.

— Алексей! — вновь позвал голос из темноты.

Сердце напомнило о своем существовании быстрыми и отчетливыми ударами в грудь. Как бы Калинин ни уверял себя, эти звуки издавало не животное. Это был человеческий голос, и принадлежал он девочке, которую Алексей прекрасно знал…

— Катя? — спросил он.

Опустив тетрадь в карман тулупа, Калинин, утопая в сугробах, побежал в чащу.

ГЛАВА 8

Неспешно и размеренно Зайнулов обходил временный лагерь роты. Был поздний час, над просекой не видно ни неба, ни звезд — сплошная темень. Политрук подумал, что сегодня красноармейцам следует лечь пораньше, чтобы подняться чуть свет и продолжить движение.

Он обошел бойцов, поговорил со многими. Они приходили в себя после исчезновения рядового Парамонова. В роте прознали о немецких вещах, разбросанных впереди на дороге, и вот уже возле костров в солдатских руках появились сумки с фашистскими крестами. С разных сторон зазвучали неумелые трели губных гармошек. Кто-то под хохот окружающих выпячивал грудь, напялив на голову офицерскую фуражку, кто-то в стороне от других, кряхтя, пытался натянуть неподходящие по размеру кожаные сапоги. Красноармейцы сами развеяли холод и сумрак леса, поэтому Зайнулов не препятствовал тому, чтобы они брали трофеи. Одно только обстоятельство не давало покоя старому политруку. Если остались одежда и личные вещи, то куда подевались люди, которым это всё принадлежало?

Он не мог ответить и поэтому беспокоился. Плохо, если Зайнулов чего-то не понимал.