Битва за рай

Мы устало обменялись несколькими словами — в основном чтобы узнать, что дом Фай также оказался пуст, — сели на холодные велосипеды и поехали вниз по склону холма. Не знаю насчёт остальных, но я себя чувствовала так, как будто топчусь на месте. Я заставила ноги действовать энергичнее, быстрее. Наконец мы немного согрелись и прибавили скорости. Казалось просто невероятным то, что до сих пор мы находили в себе энергию, но простая необходимость не отрываться от других, чтобы не остаться в одиночестве позади, заставляла меня работать ногами. К тому времени, когда мы проехали мимо плаката «Добро пожаловать в Виррави», мы уже мчались, как летучие мыши, выскочившие из ада.

8

К дому Корри мы подъехали перед самым рассветом. Небо только начало светлеть. Гонка была ужасной. Перед каждым деревом мне казалось, что поворот уже близко, только сомневаюсь, что к тому времени мы проехали хотя бы половину пути. У меня всё болело, прежде всего ноги. Но потом боль возникла и в груди, в спине, в руках, в горле, во рту. Я вся горела, чувствовала себя совершенно больной. Голова склонялась всё ниже и ниже, и я уже видела перед собой только заднее колесо одного из велосипедов, кажется Корри. В уме у меня бесконечно и бессмысленно повторялись одни и те же слова песенки:

Я смотрю на твоё фото, и что я вижу?
Лицо ангела, смотрящее на меня...

Наверное, я пропела это тысячу раз. Слова вертелись и вертелись в голове, как колеса велосипеда, и я уже готова была кричать, чтобы прогнать их, только ничто не помогало. Я не хотела думать о том, что случилось с миссис Александер, или о судьбе троих солдат, которые гнались за нами, или о том, что могло произойти с Ли и Робин, поэтому у меня, похоже, просто не было выбора, кроме как снова и снова мысленно напевать:

Лицо ангела, сошедшего с небес,
Ты мой нежный ангел, тот, кого я люблю...

Я пыталась вспомнить ещё какие-то строки, но не могла.

В какой-то момент кто-то спросил:

   — Что ты сказала, Элли?

И только тогда я сообразила, что, похоже, запела вслух, но я слишком устала для того, чтобы отвечать, — даже не знаю, кто задал мне этот вопрос. Может быть, мне это просто показалось. Я не помню, чтобы кто-нибудь разговаривал по дороге. Даже решение отправиться именно к Коррн было как будто принято телепатически.

Мы уже проехали половину подъездного пути, когда я наконец поверила, что мы действительно добрались, что мы это сделали. Полагаю, и остальные чувствовали нечто подобное. Я остановилась перед крыльцом Маккензи и замерла, пытаясь найти в себе силы поднять ногу и спрыгнуть с велосипеда. Я стояла так очень долго, понимая, что ногу нужно поднять, но не знала, сумею ли сделать это. Наконец Гомер мягко произнёс:

   — Ну же, Элли!

И мне стало стыдно собственной слабости, я наконец свалилась с велосипеда и даже завела его в сарай.

В доме собачка Флип с восторженным видом уже носилась вокруг Кевина, Корри готовила кофе на походной плитке, Фай сидела у кухонного стола, опустив голову на руки, а Гомер ставил на стол тарелки и раскладывал столовые приборы. Я просто поверить не могла, насколько по-другому всё выглядело без Ли и Робин — как будто кухня почти пуста.

   — А мне чем заняться? — довольно глупо спросила я, не в состоянии больше молчать.

   — Просто сиди и ешь, — ответил Гомер.

Он нашёл хлопья и сахар, а ещё молоко длительного хранения. Я чуть не подавилась первыми ложками, но потом привычка к еде восстановилась, пища начала проскальзывать внутрь.

Постепенно мы разговорились, а потом и вовсе остановиться не могли. Но все настолько устали и были так потрясены, что разговор превратился в бессмысленное бормотание множества голосов, никто никого не слушал, а потом все начали кричать. Наконец Гомер встал, схватил пустую кофейную чашку и изо всех сил швырнул её в камин, где та и разлетелась на белые фарфоровые осколки.

   — Греческий обычай, — пояснил он, глядя на наши изумлённые лица, и снова сел. — А теперь, — продолжил он, — давайте говорить по очереди. Элли, начинай ты. Что там у вас произошло?