«Приезжаем в часть. Нас тут же заблокировали. Меня вызывают на КПП. Пошли с заместителем по тылу, который по-чеченски умеет говорить. Чеченцы, улыбаясь, говорят после “саляйм алейку м ”: “Ты командир? Мы тебя убьем первым! Если попытаетесь что-то вынести из части ”. Тут же показывают меня гвардейцам: “Вот этот — командир. Его убивать первым, если попытается хоть один патрон вынести ”. Мы забаррикадировались сразу, усилили караулы, наряд. Обстановку докладывали генералу Куликову в Ростов. Потом начались обстрелы городка — по часовому, по крыше казармы, по окнам: Психологически действовало угнетающе. Сначала это была гвардия Дудаева, потом какие-то отряды добровольческие, в гражданской одежде, но с АК- 74, с кучей патронов. Они же склады КГБ вскрыли, все растащили, давали всем. Стрельба была по всему городу. <…> Хотя у конвойного полка был оперативный батальон, они нам ничем помочь не могли.
Через неделю в МВД узнаем решение Дудаева: чтобы милицейский батальон в течение трех дней покинул территорию Чеченской Республики, оставив оружие и боеприпасы. <…> Начались у нас переговоры с 5 вечера. Потом бумажку мне привезли, от руки написанную, печать — волк нарисован — дудаевская: “Командиру части предписано сдать оружие, технику и в течение 24 часов покинуть территорию Чечни”. <…>
Мы закрылись, я собрал офицеров. А перед отъездом командующий Саввин сказал: “Команды сдавать оружие не будет ”. В два часа начался штурм здания. Я офицеров собрал, вооружил, поднялся в клуб, поднял сержантов, их вооружил, остальных всех разоружил, чтобы солдаты не натворили глупостей. Предложил офицерам: “Кто не готов — может уйти” (один сказал, что не сможет защищаться, я его отправил домой, и он ушел). Остались два прапорщика, два лейтенанта, которые заперлись в каптерке. Остался замполит майор Рей. Толпа поперла. Сначала разбили двери, ввалились в столовую, полезли через классы.
А теперь самое главное — почему не стреляли? Во-первых, все знали, что Дудаев прослушивает все телефонные разговоры. Если бы кто-то отдал такое распоряжение, он бы стал врагом чеченского народа. Никто не сказал, сколько мне надо держаться, придет помощь или не придет <…> ни о помощи речи не идет, ни о применении оружия, будто ничего не происходит. Сам выкручивайся…