«Я был единственным человеком в зале, у которого была возможность говорить с террористами. По той причине, что они во мне постоянно нуждались. Я пытался все время расширить сферу влияния. И уже следующий эпизод показал, что из них можно было вытягивать какие-то уступки. Начали дымиться и гореть светофильтры. Световой компьютер завис в режиме ожидания, а фильтры не рассчитаны на такое долгое воздействие мощных ламп. Пошел запах горелого, люди перепугались. Террористы сначала храбрились, но я им описал, как это страшно, когда горит театр, и что они даже не успеют выдвинуть свои политические требования и погибнут бессмысленно вместе со всеми за несколько минут. Под таким прессингом удалось выбить из них рации, у меня появилась связь с нашими людьми внутри театра, я даже смог на некоторое время связаться с людьми, находящимися вне здания. В частности, с нашим техническим директором Андреем Яловичем, который был за пределами театра и очень много сделал для нашего освобождения. О таких эпизодах можно рассказывать бесконечно — все трое суток состояли из них. Я все время был в каком-то деле, в какой-то борьбе бесконечной, в какой-то многоходовой шахматной игре, которая лично мне очень помогла — я оказался как бы в привилегированном положении. Тяжелее было другим: они были фактически прикованы к креслам, им запрещалось вставать, звонить по сотовым, поворачивать голову, даже разговаривать, им было, конечно, гораздо труднее. И физически и психически.
Я же постоянно пробовал степень возможного влияния: можно ли сделать еще шажок, еще шажок… Они меня дергали буквально каждые сорок минут, у них все время возникали проблемы. В какой-то момент они захотели у знать, что там, за большой дверью на сцене. Это был вход в так называемый холодный карман. Они потребовали, чтобы я залез по стремянке к одной из вентиляционных решеток и показал, что там есть. А потом я обнаружил, что они играют в футбол нашим знаменитым арбузом: вы помните, в спектакле с ним ходит узбек. Я у них этот арбуз выхватил: “Вы что, это реквизит!” И положил арбуз в сторонке. Тут они ощетинились: “Ты кто такой чтоб нам приказывать?!”