Битва за небо

Даже нам неведомо, что произойдет после того, как он взорвется. Мы знаем только то, что взрыв будет подобен Апокалипсису. Все дирижабли сгорят и оплавятся в доли секунды. Морские корабли, если успеют подойти, тоже обречены. Вы все и мы все обречены, если этот взрыв состоится. Отчего-то все думают, что на плоту находятся люди, – и это ваша главная ошибка.

Извини за сумбур, письмо надиктовывается в страшной спешке, первоначальный вариант на трех листах отвергли Ксения с Ворониным. Говорят, детальное знание будущего опаснее, чем прямое описание без деталей.

Предотврати взрыв или хотя бы сделай так, чтобы почти никто не погиб. И, ради бога, постарайся при этом не спровоцировать какую-нибудь войну. Насчет войны – это не шутка, а прямое указание. Ксения видела, возможности выполнить поручение у тебя есть. Не теряй времени, оно дороже всего на свете. И обязательно напиши, что это было, – а то футуроскописты только бледнеют и почти ничего не рассказывают.

Удачи, Николай! Мы за тебя молимся».

Теперь уже я узнавал Стиль сэнсэя, слегка искаженный сильным волнением и присутствием посторонних. Только вот склонный к театральности Поликарп Матвеевич ни за что не стал бы отправлять на противоположный край планеты такое невнятное письмо. Разве что если опасность оказалась велика и не было времени на раздумье.

«Отчего-то все думают, что на плоту находятся люди…»

Я перечитал письмо и внезапно понял, что от меня требуется. В одиночку такими делами пусть Космический Счастливчик занимается. А я не супергерой с развевающимся на психотехническом ветру плащом, всего лишь подмастерье. Как бы ни говорил Дмитрий, что Архипов выпускает человека только после того, как тот обретает силы сдать экзамен на мастера. Но зато этот подмастерье понимает, его роль не единственная, рядом с ним есть другие люди, способные на большее. Может быть, в этом и заключается великая сила подмастерья.

А вдруг я не успею, вдруг письмо прибыло слишком поздно, как то, что настигло меня в Перми? Мысль о том, что изменить уже ничего не получится, подстегнула мои нервы. Я сдернул с крюка фонарь и побежал по гулким темным коридорам туда, откуда только что пришел. Мне срочно требовалось поговорить с Ростиславом Чесноковым. Если только не поздно…

Дежурный офицер попытался не пустить меня на мостик, пришлось задержаться, показать ему конверт и штамп на нем. Пока добивался права пройти, восстановил дыхание, что тоже положительный момент – мне предстояло выглядеть убедительным.

– Футуроскопия… – пробормотал капитан, внимательно изучив текст письма.

Я и не думал, что убедить его будет так легко, но Ростислав, похоже, только и ждал подсказки со стороны.

– Взрыв и отсутствие людей на плоту, – процитировал он, словно ощущая послевкусие слов. – Вот это уже похоже на настоящий пиратский стиль. А то я голову сломал, пытаясь сообразить, отчего им так хочется в плен. С их-то техническими возможностями проторчать пару часов под водой, не подавая никаких признаков жизни, можно было бы и в такой оранжевой штуковине.

– Передадим на «Бирон» и порекомендуем немедленно отступать? – предложил первый помощник капитана, подходя к нам.

– Не получится, – покачал головой Чесноков и кивнул в сторону берега. – Если мы отступим, а бомба взорвется, уцелеет только российская сторона, причем почти что в полном составе. Нас обвинят в применении этого адского оружия – последствия будут те же, только разве что мы останемся живы… какое-то время, до тех пор пока не начнется война.

– «…Или хотя бы сделай так, чтобы почти никто не погиб», – процитировал помощник. – Разве отступление не тот самый выход, о котором говорится в письме?

– Подразумевается, что надо спасти большинство японцев и англичан, – пояснил капитан. – Любое иное решение неудовлетворительно с политической точки зрения.

Я почтительно молчал: офицеры были намного опытнее меня, разбирались в политике и военном деле и обладали реальной властью. И все же что-то провоцировало меня искать выход вместе с ними.