Битва за любовь

Лондон открылся за очередным поворотом дороги, как всегда многолюдный и шумный. Но им было не до этого. Проследовали прямо к аббатству.

От вида этого места, овеянного дыханием истории, дух захватывало. Говорили, что первый монастырь здесь, на берегу Темзы, возник ещё веков шесть назад, при короле Сиберте, чья могила и поныне бережно сохраняется монахами. А потом, уже перед самым приходом норманнов, король Эдуард Исповедник перестроил церковь, вложив в неё всю страсть и весь свет своей души. А рядом возвёл дворец, ставший на много веков королевской резиденцией. Сама церковь поражала воображение своими размерами и величием. А потом Генрих III Плантагенет вновь перестраивал её, приближая по виду к соборам Северной Франции – Амьенскому, Нотр-Дам-де-Пари и особенно Реймскому. Ему мечталось, что это будет роскошный собор для торжественных событий, особенно для коронации английских королей, подобно тому, что имеют французские монархи в Реймсе ещё со времён Карла Великого.

Людей собралось множество. Они приехали почтить память королевы, но не упускали случая рассмотреть всех, кто прибыл сюда. Мюррея знали многие. Ведь он долгие годы был вхож в королевский дворец, как в собственный дом, находясь при особе наследного принца. И подняв случайно глаза, Ранальд встретился взглядом с холодным, злым блеском маленьких блекло-голубых глаз старого капитана де Бриера, заметно одряхлевшего и сгорбившегося. Рядом с ним был ещё один молодой де Бриер, похожий на него и на Жиля, – его племянник Бастиан, как они узнали позднее. Этот выглядел крепким и полным сил. Но смотрел так же зло. Глаза его зажглись ненавистью, когда он окинул взглядом спутников Мюррея и понял, что это его семья. Сын – совсем уже мужчина, а красавица дочь … Губы молодого де Бриера презрительно скривились, но в глазах загорелся жадный огонёк.

– Вы видели, милорд, этих двоих, ваших ярых недругов? – тихо спросил хозяина Родерик Хей, как всегда сопровождавший рыцаря и находящийся безотлучно рядом. – Я думал, что младший де Бриер дырку прожжёт в вашем платье.

– Видел, Родерик, – так же тихо ответил хозяин, – оба злобные и готовы задохнуться от ненависти.

– Надо быть осторожными, – заключил Родерик, – эти способны на всё, когда пребывают в бешенстве, как сейчас.

Лорд согласно кивнул головой, и Родерик принялся собирать людей поближе к хозяину, коротко их предупреждая. У Майкла тревожно загорелись глаза. Он успел уловить выражение глаз двух воинственных мужчин, устремлённых на лорда.

На семейство Мюрреев обратили внимание многие. Особенно когда они приблизились к гробу королевы. Лорен, ничего не видя вокруг, смотрела на ставшее почти неузнаваемым лицо, и горькие слёзы застилали ей глаза. Сердце сжималось от жалости к ней, ушедшей всё-таки слишком рано. Пятьдесят пять лет – не так и много для королевы. Вон король выглядит ещё вполне крепким мужчиной, хотя в глазах заметна непривычная растерянность – ему плохо без жены. Но вблизи него стоит особа весьма уверенного вида, сжимая тонкие губы. Некрасивая, можно даже сказать, невзрачная. И чем только взяла короля? Ждёт своего часа, змея, говорят о ней. А неподалёку нынешний фактический правитель Англии Джон Гонт, герцог Ланкастер. Ему уже лет традцать. Сильный мужчина, видно, что воинственный. И красивый. Хорошая опора для теряющего силы короля Эдуарда, когда его наследник увяз в собственных делах на континенте.

Здесь, в Лондоне ходили слухи, что принц Уэльский, и так не очень-то ладящий со своими подданными, ввязался зачем-то в войну на стороне свергнутого короля Кастилии и Леона Педро Жестокого. Хотя зачем, собственно говоря, понятно, – Педро посулил пятьсот тысяч флоринов, земли Бискайи и оплату жалованья наёмников. А это очень существенно для принца, финансовые дела которого обстоят не лучшим образом. Принц, как всегда, воевал блестяще, разбил противостоящих ему испанцев, поддерживаемых французами, и даже взял в плен самого Бертрана Дюгеклена. Однако это была его последняя блестящая битва. А потом его одолело жаркое испанское лето. Солдаты болели и умирали, армия таяла, а сам принц тоже заразился непонятной мучительной болезнью. Он вернулся в Бордо и теперь отбивается от собственных подданных, не желающих платить налоги, обеспечивающие его возросшие потребности. А хитрый Карл Французский поддержал их и, в конце концов, заявил, что поскольку англичане не сдержали всех своих обязательств по договору в Бретиньи, их договорённость в отношении Аквитании аннулируется. И теперь молодому Эдуарду приходится без конца отбиваться от наскоков выпущенного им на свободу коннетабля Франции. А Бертран Дюгеклен – противник сильный. Достойный противник. Принцу сейчас можно было только посочувствовать, и Ранальд Мюррей, его верный охранник на протяжении многих лет, очень сожалел, что его нет сейчас возле своего господина, которому он служил верой и правдой, не щадя себя.