— И с той поры я один, — сказал он. — Тюрьмы не боюсь, смерти не боюсь, а вот еще одной потери — не хочу. Вообще не хочу, чтобы человек был глубоко в сердце. Чтобы меня не могли взять через него.
Выпили. Водка, верно, осталась от прежнего полпреда, и, несмотря на престижный сосуд, качества была не лучшего: Таня слегка поперхнулась.
— Мстить хотели? — спросила она.
— Да, — ответил Столбов. — Верно, только потому и выжил. Потому и сделал в Зимовце то, что сделал. Про исполнителей не думал — псы, чего на них душу тратить? А вот кого вижу, не во сне даже, просто вижу: как сидит такой упырь, нелюдь в костюме от Армани, и говорит: «Сжечь!» — «Так ведь в доме ребенок». — «Какая разница? Сжечь!» И потом едет к своей бабе. Или жене с киндером. Я понимал: чтобы до такого упыря добраться, нужно выйти на его уровень.
Столбов расстегнул верх рубашки.
— И ведь мотивация вроде бы изменилась. Понял, что могу больше чем отомстить. И забыл про месть… почти. Решил не копать, чтобы главное дело не сорвалось. Но если мне сейчас скажут: вот этот упырь вот там сейчас обитает — не знаю. Держите меня, если сможете. Поеду и руками порву.
Столбов плеснул себе и Тане, не спрашивая. Она опять поперхнулась, на этот раз полпред сам похлопал ее по спине — Таня смущенно посмотрела на него, а он впервые улыбнулся. Или выдавил улыбку.
— Трудно одному? — спросила Таня, чтобы отойти от темы мести.
— Еще как. Ты не спрашиваешь, а я понимаю, о чем думаешь. Эту проблему я просто решил. Раз в месяц сажусь на машину — и в Вологду, в соседнюю область. Бляди мне не нужны, там студенточки блядуют почище иных мастериц. Номер в гостинице снял, машину поставил, в ночник пошел, как пацан, закадрил, которая мне показалась. Ну, там танцы-шманцы, разговоров немножко, про погоду, песни и кино. Потом в номер. Порезвились. Иногда позавтракали. Я сунул гонорар в чулки и адью. И каждый раз слежу, чтобы душой не прикипела.
Столбов оборвал рассказ. Смотрел на Таню смущенно и виновато — чего я так откровенно? Вид его и вправду был как у старшеклассника, рассказавшего старшей сестре то, что не следовало рассказывать. Но хотелось.
Чтобы прервать смущение, Таня сама взялась за холодную бутылку. Себе налила чуток, Столбову чуть больше.
— Давайте Ми…
Хотела сказать: «Михаил Викторович». И поняла: если сейчас будет выкать, то обидит.
— Миша, давай знаешь за что выпьем. Чтобы ты был не один.
— А я сегодня вечером и так не был один, — ответил Столбов. — Ладно, каплю на посошок и пошли…