Некоторое время спустя прибыли машины «скорой помощи» из частной клиники, и в нее был перенесен раненый правонарушитель. В другую машину перенесли шофера фургона, по моим наблюдениям не подававшего признаков жизни. Еще в одну машину отнесли раненых милиционеров экипажа сопровождения. Я сказал сотруднику ФСО, что «ребятам повезло», а он ответил на это: «Вам повезло больше. Если бы вы стали рыться в фургоне, вы бы сейчас им позавидовали». После этого старший группы приказал нам «ехать куда ехали» и добавил: «Мужики, если хотите нормально спать, запомните: ничего не было».
Этим же вечером выяснилось, что раненый шофер трактора перевезен из районной больницы в какое-то медицинское учреждение Санкт-Петербурга. В больнице мне сообщили, что у них не осталось никаких документов, содержащих сведения об адресе данной клиники. Где в данный момент находится Виктор Сорокин, мне выяснить так и не удалось.
Позже я посетил место аварии и не обнаружил там никаких следов происшествия. Как мне удалось выяснить, люди, представившиеся сотрудниками ФСО, позвонили в агропредприятие «Новое знамя» и приказали прислать шофера для эвакуации трактора и прицепа в хозяйство. Ни разбитого фургона, ни перевернутой милицейской машины на месте уже не было. Более того, я обнаружил лишь несколько осколков стекла и небольшие пластмассовые обломки. У меня возникло ощущение, будто место происшествия было вымыто и пропылесосено в полном смысле слова.
На следующее утро, когда я выходил из дома, ко мне подошли два незнакомых гражданина. Они показали мне удостоверение сотрудников ФСО и сказали: «Хватит играть в честного мусора. Тебе же сказали русским языком: не было ничего. Еще раз сунешься в больницу, или спросишь кого-нибудь — вылетишь из ментовки без подписи. А захочешь поиграть в майора Дымовского, будешь письма кропать или бздеть в Инете, запомни: второй раз твое имя всплывет уже в некрологе».
У меня осталось несколько таблеток, выпавших из рук раненого гражданина Сорокина. Три дня спустя я показал нашему сотруднику, который на службе много работал по наркотикам, а сейчас в отставке. Он сказал мне, что это «экстази», причем видимо, очень высокого качества.