Битва за Дарданеллы

– Просьба ваша будет немедленно передана падишаху! – смиренно ответил тот. – Однако приближается священный Рамадан и потрясателю вселенной угодно сейчас думать прежде всего об очищении и молитве! Аллах велик и милостив к рабам своим!

Говоря это, сардазем косился на небольшое слуховое окно в дальнем углу. Там, за окном, сидел, перебирая четки и слушая происходящее, сам султан Селим.

Себастиани поклонился, министры ответили тем же. Визит был завершен. В передней комнате посла ждал секретарь Рюффен. – Ну как?

– Не знаю, что они там решат, но то, что я их напугал, так это точно! – ответил Себастиани.

Выслушав более подробный рассказ, барон удовлетворенно кивнул:

– Наше положение теперь самое благоприятное. Все идет, как надо. Турки хотят дружить с нами, но все еще боятся русских с англичанами. Что поделать, когда русские их столько лет подряд побеждали! Но чувствую, дело пойдет!

Несколько дней спустя, султан Селим Третий милостиво принял французского посла и имел с ним долгий и любезный разговор.

– Передайте вашему падишаху, что я считаю его моим младшим братом! – сказал Селим в конце аудиенции.

Сказанное означало его полное согласие с наполеоновскими планами и фактическое основание новой политической оси Париж-Константинополь. Последствия ждать себя долго не заставили.

Буквально в несколько дней султан велел отозвать господарей Молдавии и Валахии. Затем столь же энергично закрыл проход через Босфор и Дарданеллы для русских судов, имевших ранее вполне законное право на этот проход. Уверенности в действиях добавляла и грозная армия Мармона, готовая по первому приказу броситься на помощь армии турецкой.

Селим раздумывал над перспективами своих будущих действий.

– Когда твоя любимая невеста вдруг выходит замуж за твоего врага, врагами становятся оба! – заявил султан вельможам, спустя какие-то недели после начала общения с Себастиани. – Разумеется, такой брак плох! Однако при этом враг нашего врага отныне станет нам самым верным другом! Падишах франков уже дал пощечину московитскому царю по одной щеке, нам осталось дать ему по второй!

– Воистину нет предела твоей мудрости! – бились лбами в ковры самые воинственные. – Да благословит тебя Аллах на великую победу!

– Нападать следует немедленно! Другого столь подходящего времени уже не будет! – вещал султан.

– Воистину, нет конца твоим знаниям, о светоч вселенной! – не менее истово бились лбами и миролюбивые. – Конечно, нападать на московитов надо, но прежде следует обо всем договориться с франками. Они нам помогут?

– Еще как поможем! – подбадривал и тех, и других Себастиани. – Вы только начните!

– Для начала изгоним русских из столицы! – решил Диван. А гнусных инглизов надобно и вовсе предать самой мучительной смерти!

– Какая же у вас самая мучительная? – поинтересовался Себастиани, воспитанный на принципах гуманного гильотинирования.

– Смазанный бараньим жиром кол! – ответили турки со знанием дела.

Теперь ночами по Константинополю шныряли агенты Себастиани. Они всюду расклеивали прокламации, сочиненные для такого дела самим Талейраном: «Греческий народ приобрел величайший флот кораблей и судов под предлогом купеческих, включая сюда те, которые уже давно под русским флагом, и этот флот превышает число 800 или 1000 кораблей, снабженных всеми нужными военными снарядами и многими опытными мореплавателями, которые в состоянии противостоять против смиренномудрых оттоман… Эти гнусные и отвратительные рабы имеют целые флоты…»

Снова, как и в стародавние времена, по Константинополю стали раздаваться воинственные кличи: – Саблей Москву, саблей!

И никому не было дела, что вместо фантастической тысячи кораблей греки готовы были дать Сенявину всего лишь два десятка рыбачих фелюг. Кость была брошена и ее с жадностью схватили… Напрасно пытался что-то доказать российский посол Италийский. Его уже никто не слушал. По улицам водили «очевидцев», якобы бежавших из Крыма. «Очевидцы», охраняемые янычарами, заученно вещали о невиданных зверствах русских над татарами, о разоренных мечетях, об удавленных муллах, об обесчещенных гаремных девах. Константинополь стонал от праведного возмущения: – У-у-у, гяур москов! У-у-у, гяур собак!

Никто уже и не вспоминал, что всего лишь восемь лет назад, когда египетские полки Бонапарта громили одну за другой армии правоверных, именно «гяур москов» протянул Константинополю руку помощи и помог одолеть страшную напасть. Теперь же, когда вчерашнему союзнику самому приходилось нелегко, Высокая Порта с радостью была готова всадить ему в спину кинжал. Большая политика не знает сострадания к слабым и не помнит вчерашнее добро! Высокая Порта готовилась не просто к войне, она готовилась к великому реваншу, а потому настроение у турок было самым решительным.