Битва за Балтику

Однако то, чего еще не видела императрица, было давно понятно нашему послу в Англии графу Воронцову, который имел от своих людей в парламенте информацию самую конфиденциальную.

– Сердце разрывается, когда я думаю об упрямстве в отправке эскадры в Архипелаг, когда новый враг на глазах всего света грозит кулаком в петербургские окна! – откровенничал он с посольским секретарем, закончив писание очередного секретного послания в столицу.

Волновался и гофмейстер Безбородко. По должности и чину он был всего лишь помощником при вице-канцлере, графе Остермане, но на самом деле все нити внешней политики были именно в руках этого хитрого малоросса.

– Спровадим Грейга, а тут и швед под Кронштадтом всею силой объявится! Чем оборонимся тогда? Оглоблями? – горячился он, то и дело, подтягивая сползавшие шелковые чулки.

Генерал-поручик Михельсон с тревогой доносил из приграничного Вильманстранда, что шведы собирают на границе войска, а на озере Сайма готовят флотилию лодок. С чего бы это?

Наконец встревожилась и сама Екатерина. Архипелаг Архипелагом, но безопасность столицы была куда важнее. Пребывая в сомнениях, вызвала она в Царское Село Чичагова, которому поручено было возглавить Балтийский флот после убытия Грейга.

– Справишься ли в случае шведской агрессии собственными силами? – спросила она с нескрываемой тревогой вошедшего в приемную залу адмирала.

Чичагов был человеком бесхитростным и честным. Императрице он заявил с прямотой обескураживающей:

– Даже ежели по всем сусекам скрести, то более пяти кораблей линейных не наскрести. А с таковыми силами можно лишь геройски помереть, но одолеть шведа никак, ибо против силы надобно выставлять таковую же силу, а оной у меня, увы, матушка, нету!

И руки в стороны развел.

Отъезжая из Царского Села у въездных Египетских ворот встретил адмирал коляску генерал-аншефа и вице-президента военной коллегии Мусина-Пушкина, которая катила во дворец. Генерал вяло помахал Чичагову рукой. Оба прекрасно понимали в чем дело – Екатерина спешила узнать и о состоянии нашей армии и флота в балтийских пределах, чтобы принять какое-то важное решение.

Мусин-Пушкин тоже врать императрице не стал:

– Ваше величество, положение, прямо скажу, самое никудышнее. У нас вместе с гвардией наберется менее восьми тысяч, это даже ежели всем старикам гарнизонным да инвалидам ружья раздать. Против этого ополчения сиротского король шведский имеет до семи тысяч отборного десантного войска, гребной флот с армейскими командами да в Финляндии на границе в готовности полнейшей более двадцати тысяч испытанных ветеранов.

– Что же вы намереваетесь делать? – с грустью спросила императрица.

– Без боя мы, конечное дело, врагу землицы нашей не отдадим! – почесал затылок генерал-аншеф, – но боюсь, что Петербург нам не удержать!

Последним в тот день к Екатерине прибыл главный кронштадтский начальник, вице-адмирал Пущин. Екатерина Пущина не любила, за что – и сама не знала, ну не нравился ей сей флотовождь – и все тут!

Изобразив любезность, она спросила нелюбезного Пущина:

– Ну что, Петр Иванович, сдержишь ли шведа, коли тот нападать станет?

Пущин лишь вздохнул тяжко. Задумался. Не объяснять же императрице, что все лучшие пушки и канониров он давно передал на грейговские корабли, а ныне в крепости у него одни рекруты лопоухие. Потом ответил. История сохранила нам доподлинный ответ вице-адмирала: «Ежели пойдет неприятель с десантом, то уж какой арсенал ни был, без людей ничего не поможет… Совершенная беда, когда Грейга упустим из здешнева моря!..»

Приезд Пущина окончательно склонил императрицу к мысли – Грейга в море Средиземное не отпускать!

Тогда же для наблюдения за шведским флотом были высланы в море дозорные фрегаты «Мстиславец» «Гектор» и «Ярославец». Лишний пригляд никогда не помещает!

* * *