Генерал-фельдмаршал потребовал от штаба Рундштедта «как можно быстрее обеспечить подкрепление тяжелыми мобильными противотанковыми орудиями. Нехватка противотанкового оружия малой дальности [ «панцерфаустов»] и топлива тормозит все контрмеры»[394]. Еще он требовал от 107-й танковой бригады и бригады штурмовых орудий, идущих в Ахен из Дании, провести ложные маневры; кроме того, хотел получить тяжелый танковый батальон «Королевских тигров», батареи 88-мм зениток и почти все подразделения, какие только можно было отправить, лишь бы предотвратить прорыв союзников.
Модель клял люфтваффе на чем свет стоит: «Почти полное отсутствие воздушной и сухопутной контратаки имеет решающее значение! Наши истребители должны быть в небе и днем и ночью! Это совершенно необходимо!»[395] По-видимому, эти жалобы он и выкрикивал, когда звонил генерал-лейтенанту Бюловиусу из 2-го истребительного корпуса. Бюловиус пытался уверять, будто его пилоты сбили девяносто «Мустангов»: то была напрасная и несуразная ложь.
Генералу авиации Вернеру Крайпе, начальнику штаба люфтваффе в штабе фюрера в Восточной Пруссии, ситуация не сулила ничего хорошего. Во второй половине дня поступили первые сообщения о «высадках десанта по всей Голландии»[396] – так он записал в дневнике. «Волчье логово» накрыло безумие телефонных звонков и «инструкций по контрмерам». В панике из ОКВ[397] даже сообщили в штаб Рундштедта, что американская воздушно-десантная дивизия «приземлилась в Варшаве»[398].
Крайпе отметил «весьма немалое волнение», когда его вызвали на встречу с фюрером и Йодлем. Гитлер был в ярости из-за того, что люфтваффе не атаковали воздушную армаду. Он сказал, что воздушные войска «неэффективны, трусливы и не смогли его поддержать». Крайпе уже привык к таким вспышкам. Он попросил фюрера привести примеры. «Я отказываюсь с вами говорить, – ответил Гитлер. – Завтра я хочу видеть рейхсмаршала [Геринга]. Надеюсь, хоть это вы можете устроить».
Гитлер сильно страдал, узнав, что Модель едва сумел уйти от британских десантников. Он решил, что оборону «Волчьего логова» следует усилить многократно, лишь бы Красная армия не устроила ничего подобного против него. До помутнения рассудка он боялся, что Советы захватят его и доставят в Москву как трофей: «Я здесь, все мои высшие командиры – тоже. Тут заседает рейхсмаршал; ОКВ; рейхсфюрер СС; рейхсминистр иностранных дел. Яснее ясного, это самый ценный улов. Я бы не колеблясь рискнул двумя парашютными дивизиями, если бы одним ударом мог взять в плен все немецкое командование».
Глава 11
Американский десант
Воскресенье, 17 сентября
Генерал Рейнгард, командующий 88-м армейским корпусом, возвращался после полудня в свой штаб в Мургестеле, к востоку от Тилбурга, когда увидел воздушную армаду. До этого ему уже пять раз пришлось выскакивать из служебной машины, когда истребители обстреливали ее на бреющем полете, и бросаться в канаву. «Чтобы не быть слишком явной целью для вражеских Jabos [истребителей-бомбардировщиков], – вспоминал он позднее, – я поехал дальше в коляске одного из мотоциклов эскорта»[399].
Когда генерал наконец добрался до виллы «Зонневенде», от штабистов он узнал о приземлении десанта в Соне, а также о ложном сообщении о другой высадке – в Уденхауте, к северу от Тилбурга. Рейнгард спешно собрал примерно тысячу бойцов и отправил одну группу в Сон, другую – в Уденхаут и две роты из 245-й пехотной дивизии – в Бест. Его единственным резервом был «полицейский батальон в Тилбурге, где были одни старики»[400].
В Эйндховене Knokploegen, военное крыло подполья, захватило телефонную станцию. Оказалось, при отступлении немцы не повредили систему, так что можно было даже позвонить в Амстердам и Гаагу. «Питер Зёйд» – такой псевдоним,
В Неймегене рев авиационных двигателей и масса черных силуэтов, идущих с юго-запада, вызвали сильное волнение. Люди кричали: «Томми идут!» Некоторые забирались на крышу, чтобы рассмотреть все получше. Не увидев никаких десантников они, видимо, были разочарованы. Один из них вдруг заметил на крыше соседнего дома немецкого пулеметчика в каске. У того был MG-42 – «Шпандау»[401], как его прозвали союзники, – и пулеметные ленты, обернутые крест-накрест вокруг тела, «как у мексиканского бандита»[402].