Гаага, Амстердам и Роттердам пострадали от голода больше всего – из-за численности населения, а также из-за больших расстояний, которые нужно было преодолевать людям, чтобы найти продукты. В результате на эти три города пришлось более 80 % от общего числа погибших в течение зимы 1944/45 года, причем больше всего пострадал Роттердам. После того как немцы захватили почти все зерно, яйца, молоко и скот, горожане питались лишь сахарной свеклой, из которой делали отвратительное на вкус пюре, и картофелем, ставшим вскоре на вес золота. Даже луковицы тюльпанов можно было найти только на черном рынке. Горожанам приходилось ездить в деревню на велосипеде или коляске с грудой вещей для обмена с фермерами. Как только страна оказалась в оковах снега и льда, приходилось еще и проситься там на ночлег и возвращаться домой на следующий день[1488].
Поначалу выживали лишь благодаря бартеру. «Табачные лавки и сотни других магазинов превратились в бартерные, но потом стало нечем обмениваться, и воцарился голод. Истощенные люди просто падали где стояли»[1489]. Лондон был проинформирован об эпидемии брюшного тифа в Амстердаме и дифтерии в Роттердаме. Уровень смертности от туберкулеза вырос вдвое. Голод, нехватка витаминов и холод лишали людей последних сил. «У нас все руки и ноги в трещинах из-за недостатка витамина А, это ужасно и трудно»[1490].
В Лондоне правительство в изгнании пыталось обсудить возможность доставки продовольствия на шведских кораблях, но Черчилль ответил, что немцы просто заберут его себе. Начальники штабов, напротив, не возражали[1491]. План согласовали с Эйзенхауэром, но первые два корабля прибыли только в конце января 1945 года. Даже тогда Главное командование союзных сил было обеспокоено тем, что немцы могут использовать нейтральные корабли для своих военных операций.
С наступлением зимы ежедневный рацион был сокращен с 800 калорий в день до 400, а затем и до 230. Отчаяние стало таким сильным, что пошли слухи, будто богатые покупают у бедных карточки на продтовары, что повлекло за собой вполне «предсказуемый результат»[1492]. Только горожане, потерявшие более трети массы тела, со справкой от врача имели право на дополнительное питание, которое собирала церковь[1493]. Диета из сахарной свеклы часто вызывала диарею и рвоту, лишая людей последних сил. Согласно одному докладу, «от голода пострадало в пять раз больше мужчин, чем женщин»[1494], а в другом сообщалось, что 75 % жертв – это мужчины[1495]. Это очень похоже на картину блокады Ленинграда, где, как подтвердили исследования, у мужчин жировая прослойка была гораздо меньше.
Холод заставлял людей ломать на дрова мебель, половицы, двери и дверные косяки. Все заброшенные дома были ободраны. Любого, кого ловили на мародерстве, заставляли писать на листке бумаги
«Нужда была такой, – писал кто-то из Гааги, – что трупы не хоронили по две недели, а то и больше». Никакого транспорта, а гробов не было вообще. Выжившие часто не могли оставаться в своих домах из-за зловония смерти, и им приходилось выходить на улицу. Когда умирали маленькие дети, родителям говорили: «Несите вашего ребенка на кладбище сами»[1498].
В Амстердаме все было не так плохо. «Тела собирают на велосипедах и тележках, а затем везут, как багаж, на кладбище, – писал Ян Петерс, студент юридического факультета. – Там их кладут одно на другое. Семьи не имеют права приходить. Будто находишься в торговом зале. Эффективность! Всех в одну яму. Некоторых не хоронят неделями. Директора похоронных бюро с ног сбились. Вы должны заплатить им заранее, и, если у вас есть немного масла или сахара, чтобы им дать, есть шанс, что вы все еще можете приобрести деревянный гроб»[1499].