Когда поток убийственного вируса превратил невидимок в облако бурлящего газа, рядовой обреченно посмотрел на Строгова и едва слышно простонал:
— Что дальше?
— Вперед! — Николай собрал силы и толкнул солдата навстречу газообразному месиву. — Медузы еще не успели затвердеть. Если поспешим, то прорвемся сквозь них.
Сердце лейтенанта чуть не выскочило из груди, когда он налетел на первую невидимку. Это было все равно что оказаться в желудке кровожадной акулы. Ты еще жив, но понимаешь, что тебя вот-вот начнут переваривать. Спасти их могла только скорость. И десантники не жалели своих израненных тел. Легардер несколько раз стрелял, они натыкались на стены, падали и поднимались, но, несмотря ни на что, снова и снова бежали. Николай видел все это как в старом кино без звука и цвета, лишь только под аккорды бешено колотящегося сердца. Как только плотная газовая пелена спала, Николай понял, что они проскочили. Повинуясь скорее инстинкту солдата, чем разуму, Строгов закричал:
— Гранаты, Виктор! Бросай гранаты!
Лейтенант не знал, слышит ли его рядовой. Он выхватил свою последнюю гранату и, сорвав предохранитель, швырнул ее. Взрывов было несколько. Они гремели один за другим, обдавая жаром раскаленных газов и засыпая шрапнелью битых камней. Но Николай ждал не этого. Он облегченно вздохнул лишь тогда, когда к канонаде добавился гул обвала. Строгов не представлял, что ждет их впереди, но теперь он знал абсолютно точно: назад хода нет ни им, ни злобным морунгам.
Легардера нигде не было видно. Николай с трудом поднял гудящую голову и позвал:
— Виктор!
Ему никто не ответил. Камни, среди которых он лежал, были бездушны и недвижимы.
— Виктор, ты где? — еще громче закричал лейтенант.
Его голос отразился от стен, разлетелся по самым дальним закоулкам подземелья, но так и остался единственным звуком, принадлежащим живому существу. Николай остался один. Это была страшная правда, от которой леденела кровь. Одиночество — еще один безжалостный враг. Оно делает человека слабым и безвольным, трусливым и малодушным, отбирает разум и память. Оружием против одиночества может стать только ярость. Ярость обрушилась на лейтенанта холодной штормовой волной. Неужели все было напрасно: их полет, смерть товарищей, его борьба? Ну, нет, русские так просто не сдаются!
Обдирая локти, Николай выполз из-под завала. Увиденное им зрелище не могло быть правдой. Если это было действительно так, то вся жизнь в Галактике была обречена. Каменный коридор покрывал сплошной ковер из сверкающих звезд. Они лежали как черный снег, искрящийся под лучами вечного незаходящего солнца. Свет! Николай видел его источник. В самом центре туннеля бушевал вихрь голубого искрящегося пламени. Словно ракетный выброс, он с яростью бил в потолок и… о чудо, не замечая преграды, исчезал в глубине черного камня. Лейтенанту вдруг показалось, что этот поток прорывается из другого мира, что он лишь неосязаемый призрак, который можно разглядеть, только спустившись в глубины мрачного подземелья.
Что это не так, Николай понял в ту же секунду. Светящийся смерч не был безучастным свидетелем. На самом деле именно он творил кровавую историю Агавы. Вихри зеленовато-голубого пламени, наблюдаемые Николаем внутри потока, не были ни огнем, ни призраками, ни галлюцинацией. Это был газ, поступающий из недр планеты-звезды. Попадая внутрь потока, он изменялся. Из мутного серого молока он становился абсолютно прозрачным, продукты же его распада подобно каплям черного дождя падали вниз, складываясь на полу в зловещую каменную звезду. Одновременно зарождалось два организма. Неорганический мир создавал своих солдат, которые понесут смерть всему живому.