Еще раз подчеркну, что честь первого загоризонтного обнаружения в нашем государстве принадлежит Василию Александровичу Шамшину и Эфиру Ивановичу Шустову. Они впервые увидели стартующую ракету на дальности около трёх тысяч километров. Определяющий вклад в создание экспериментального образца загоризонтного радиолокатора внесли Владимир Порфирьевич Васюков, Альберт Аркадьевич Бараев, Юрий Кузьмич Гришин, Юрий Кириллович Калинин, Иван Михайлович Заморин, Георгий Семёнович Пахомов и многие, многие другие ученые и инженеры НИИДАР. Не могу сейчас перечислить всех талантливых специалистов, принимавших самое активное участие в разработке. С 1968 года я стал главным конструктором и возглавил все работы по этой тематике. Мы добились немалых результатов. Но кто виноват в том, что отечественная боевая система загоризонтного обнаружения стартов баллистических ракет так и не была доработана и не была принята на вооружение? Кто виноват в том, что большая группа ученых, конструкторов, инженеров, рабочих за каторжный, исключительно тяжелый и добросовестный труд не получила даже элементарной благодарности? Наверное, в этом виноват, прежде всего, я, как главный конструктор. Не сумел своевременно, доказать свою правоту, не выстоял в борьбе за нее. Сам я человек далеко не идеальный. У меня со многими людьми были тоже не всегда идеальные отношения.
Но, тем не менее, мне очень многие помогали. Например, одно время меня поддерживал очень мудрый человек, начальник управления 4 ГУМО генерал-лейтенант Михаил Иванович Ненашев. Но потом я не прислушался к одному его мудрому совету, и он перестал мне оказывать содействие.
Не прислушался я и к совету Юрия Всеволодовича Вотин-цева. Однажды командующий войсками ПРО и ПКО, деликатнейший, очень уважаемый в армии человек, доверительно сказал, что пора, мол, тебе, как главному конструктору сделать решительный шаг в противостоянии с Марковым. Я тогда все понял, но посчитал его не своевременным. И ошибся. Видно Вотинцеву, в силу его служебного положения, поступала весьма важная информация, о которой я не знал.
А вообще, за всем тем, что произошло со мной стоит еще одна весьма серьезная проблема. Речь идет об отношении к главным конструкторам. В мою бытность в Минрадиопроме многие главные конструктора были практически лишены всяческих полномочий. В ряде институтов они даже не имели права служебной переписки. Директор был хозяином положения, в любой ситуации мог навязывать свои взгляды на научные и технические проблемы. Один директор создаёт главному конструктору все условия для плодотворной работы, другой ведет себя по иному. Он тоже честный человек, он тоже за советскую власть. Но ему кажется, что если он будет водить за шкирку главного конструктора, определять что и как ему делать, куда идти, то дело от этого выиграет. А главный конструктор определяет очень многое. Это он не спит по ночам, работает, не считаясь со здоровьем. В космонавтике главный конструктор царь и богг в авиации тоже. Можно привести положительный пример Расплетина, Бункина, того же Ба-систова. А главный конструктор в лице какого-то мальчишки — это в первую очередь обман военных заказчиков. В этой системе кроется зло и неуспех многих разработок. В первую очередь военные должны быть заинтересованы в главных конструкторах. Поэтому надо создать такую систему, где именно главный конструктор фактически стоит во главе своей разработки. К этому постепенно идут. В том же НИИДАРе недавно ввели должность генерального конструктора. С ним уже трудно спорить тому же директору. Появились порядочные, знающие люди. Конечно, личностные особенности в науке будут присутствовать всегда. Но нужна такая система, которая максимально нивелирует их отрицательные стороны. Надо очень тщательно, юридически грамотно определить полномочия, права и обязанности главных и генеральных конструкторов. А заказчик не должен стоять в стороне от их работы, отдав всё на откуп Минрадиопрому. От этого все только выиграют, и в первую очередь дело».