Битва у Варяжских столпов

Необходимо подчеркнуть, что подробностей пути «из варяг в греки» скандинавские саги не знают. Еще в XIX в. В.Н. Юргевич, отметив «совершенное молчание» саг о плаваниях викингов по Днепру и о его порогах, задался совершенно естественным вопросом: «Возможно ли, чтобы скандинавы, если это были руссы, не знали ничего и нигде не упомянули об этом, по свидетельству Константина Порфирородного, обычном пути руссов в Константинополь?»^{283} Из 3500 скандинавских рунических камней лишь единственный, обнаруженный на острове Готланд и датируемый примерно 1100 г., упоминает один днепровский порог: «Ярко окрашенные установлены эти камни: hakbiarn (и его) брат Хродвисл. Эйстейн (и) Эймунд вместе установили эти камни по Хравну к югу от Ровстейна. Они добрались вплоть до Айфора. Вифель вел (отряд)»^{284}. Если читать интересующее нас слово как Айфор, отмечает Е. А. Мельникова, то это согласуется с названием четвертого днепровского порога у Константина Багрянородного, у которого и погиб упомянутый в надписи Хравн. Из текста непонятно, отправились после этого готландские купцы дальше или повернули назад. Это единственное упоминание порогов в рунической надписи вместе с молчанием о них саг говорит о том, что путешествия по этому маршруту скандинавов вряд ли были особенно многолюдными. На протяжении веков доказательство их участия в создании пути «из варяг в греки» видели в русских названиях днепровских порогов, записанных Константином Багрянородным. Выше было показано, что из скандинавских языков свободно выводятся только два названия. Также царственный автор дважды приводит форму πραχ, тогда как и он сам, и другие византийские авторы всегда передают славянское г своим γ. Обративший на это внимание С.А. Гедеонов справедливо отметил, что в данном случае император передает не русское г в слове порог, а вендское h в слове prah, что свидетельствует о том, что его информатором был новгородец или славянин с юга Балтики^{285}.

«Ни византийские источники, ни скандинавские саги ничего не говорят о постоянной и регулярной торговле норманнов в Царьграде, — подчеркивал в свое время В.В. Мавродин. — Византия не знала “норманнских” товаров, как Скандинавия почти не знала византийских. На Готланде, который вел обширную торговлю, найдено около 67 тысяч арабских, английских, германских, польских и прочих монет VIII–X веков, и среди них только 180 византийских, те есть около 0,25%! В роли купцов в Константинополе скандинавы никогда не выступали»^{286}. Кроме того, скандинавские саги не знают никого из русских князей старше Владимира Святославича, да и того в основном как отца Ярослава Мудрого. Не знают они также ни одного византийского императора ранее Иоанна Цимисхия, причем не непосредственно, а по слухам^{287}.

Поскольку исчерпывающей карты по находкам византийского импорта в Балтийском регионе нет, постараемся на основе распространения в данном регионе древнерусских изделий определить, кто же был основным контрагентом наших купцов на Балтике. Благодаря работам западных исследователей, которых трудно заподозрить в симпатии к антинорманизму, составлен ряд карт подобных находок. Сначала отметим карнеоловые бусины, центром распространения и местом изготовления которых была Киевская Русь (рис. 7). Следующими предметами являются пряслица из овручского шифера (рис. 8) и древнерусская религиозная символика, представленная «киевскими» писанками и крестами «русского типа» (рис. 9). Если карнеоловые бусины распространяются как в скандинавских, так и в западнославянских землях и на основании их трудно делать какой-либо однозначный вывод, то пряслиц из овручского шифера особенно много в Прибалтике и западнославянских землях, в то время как в Скандинавии они редки. Если находки данного артефакта в Прибалтике объясняются непосредственным соседством этого региона с Древней Русью, то их присутствие у западных славян может быть объяснено только устойчивыми торговыми связями. Интересно и распространение религиозной символики. Придерживающиеся веры своих предков западные славяне не интересовались крестами, но зато с охотой приобретали «киевские» писанки в виде яиц, которые могли воспринимать как языческие символы плодородия. А. Пауль отмечает: «Такие керамические яйца… были найдены в северной Германии только в важных княжеских крепостях и торговых центрах: в Старигарде, Шпандау, Бранденбурге, Герке, Волине и, по всей видимости, были популярны у балтийско-славянской знати»^{288}. В Скандинавии, наоборот, мы видим отдельные находки крестов и совсем мало писанок. Хоть Древняя Русь безусловно торговала и со Скандинавией, две последние карты показывают, что ее преимущественными торговыми партнерами были именно западные славяне. Полностью подтверждает этот вывод и наблюдение над распространением достаточно редких серебреников Владимира Святославича X в. (рис. 10). Вне Восточной Европы они были обнаружены лишь на Готланде, в Польше и землях балтийских славян, но зато полностью неизвестны в Скандинавии.