Битва у Варяжских столпов

Как видим, остров русов был хорошо известен не только соседним с ним немцам, но даже на далеком мусульманском Востоке. Тем поразительнее практически полное отсутствие известий о нем в древнерусской письменности. Н.С. Трухачев смог привести лишь один пример, да и то достаточно поздний. В переводе XVII в. на русский язык космографии Меркатора (1512–1594) Рюген в ней был назван «остров Русія», а в пояснении добавлено: «Въ древніе лета той остров Русия вельми был многолюден и славенъ»^{503}. Впоследствии стал известен еще один отечественный источник, упоминающий остров русов. В Житии Евфросина Псковского, написанном в начале XVI в., о происхождении святого сказано следующее: «Сей убо преподобный отец наш Ефросин родом от великого острова Русии, между севера и запада, в части Афетова, от богохранимого града Пскова»^{504}. Сам будущий святой родился около 1386 г. под Псковом, и именно в этом же регионе задолго до него родилась княгиня Ольга, о которой «Книга степенная царского родословия», составленная в том же XVI в., говорит, что будущая жена Игоря была «от рода Варяжского». Очевидно, на этой северо-западной окраине Древнерусского государства память о происхождении русов хранилась достаточно долго. Вместе с тем полное отсутствие упоминания об острове русов в древнейших русских летописях красноречиво показывает, что отечественные монахи-летописцы стремились предать полному забвению память об этом оплоте исконной религии своих предков на Варяжском поморье. Однако народная память была в гораздо меньшей степени подвластна христианской цензуре по сравнению с летописными сводами, и народ помнил о священном острове Буяне на протяжении почти целого тысячелетия.

Ко всему этому необходимо добавить и чрезвычайно точное соответствие основополагающих социальных структур на Рюгене и в Киевской Руси. О доминирующем положении жречества у обоих народов уже говорилось. Весьма показательным является то, что как раны-русы занимали главенствующее положение среди западнославянских племен, так и киевские русы занимали точно такое же положение среди славян восточных. В то время как первые собирали дань со всего славянского Поморья натурой, в первую очередь продуктами питания, вторые регулярно обходили подвластные им земли полюдьем, точно так же собирая дань натуральными товарами. Более чем разительное сходство обнаруживается и при описании светской власти у обоих народов.

На тесное ее слияние с духовной у восточных славян указывает Худуд ал-Алам: «Послушание (главе славян) является обязательным, согласно религии»^{505}. Что представлял собой Рюрик, мы не знаем, но его сына Игоря со слов русских купцов мусульманский автор Ахмед ибн Фадлан описывает так: «Из обычаев русского царя есть то, что во дворце с ним находится четыреста человек из храбрых сподвижников его и верных ему людей, они умирают при его смерти и подвергают себя смерти за него. <…> Эти четыреста человек сидят под его престолом; престол же его велик и украшен драгоценными камнями. На престоле с ним сидят сорок девушек (назначенных) для его постели, и иногда он сочетается с одной из них в присутствии упомянутых сподвижников. Он же не сходит с престола, а если желает отправить свои нужды, то отправляет в таз. Когда он желает ездить верхом, то приводят его лошадь к престолу и оттуда садится на нее; а когда желает слезть, то приводят лошадь так, что слезает на престол»^{506}. Черпавший информацию из какого-то независимого источника Мухаммед ибн Ахмед ибн Ийаса ал-Ханафи сходным образом описывает правителя Древнерусского государства: «Есть у них царь, сидящий на золотом троне. Окружают его сорок невольниц с золотыми и серебряными кадилами в руках и окуривают его благовонными парами»^{507}. Из этих свидетельств перед нами вырисовывается явно ритуальная сакрализованная фигура верховного правителя Древнерусского государства, который ни под каким предлогом не ступает на землю ни при отправлении нужд, ни при совокуплении, ни при езде верхом, который почти все время сидит на золотом троне, окуриваемый благовониями, и послушание которому составляет не только политический, но и религиозный долг его подданных.

Весьма интересно сравнить это положение первых русских князей с положением светских правителей западных славян. Саксон Грамматик пишет, что во время одной битвы «двое славян бросились в лодку и искали спасения от неприятеля; за ними пустился в погоню Яромир, государь ранский, и пронзил одного из них копьем; другой обернулся и хотел отомстить за товарища; но, увидав, что поднимает руку на райского царя, благоговейно отбросил копье в сторону и пал ниц»^{508}. Как видим, даже угроза неминуемой смерти не могла заставить славянина преступить свой долг повиновения правителю ранов, носившего, судя по благоговейному поведению воина, не только политический, но и религиозный характер.