Битва троллей

— Не тратьте свою жизнь зря! Не следуйте за влахакскими собаками в могилу. Время слепой верности прошло! Марчег Ласцлар Сцилас, последний настоящий марчег страны Ардолии, предлагает мир и честь каждому, кто присоединится к нему! Решайте, за кого вы хотите бороться! Атака будет завтра, и если до тех пор вы не будете стоять на стороне своих настоящих союзников, то мы будем считать вас друзьями влахаков и вы будете сметены с лица земли вместе с ними!

С этими словами он повернул свою лошадь и поскакал назад к рядам Сциласа. Несколько стрел полетели ему вслед, но посланник явно был за границей их досягаемости.

— Кто покинет пост, того лично порублю на куски, — крикнул Рурьос масридам, которые все как один смотрели сейчас на маленькую группу вокруг Тамара. На их бледных лицах Флорес увидела отчаяние, неуверенность и страх.

— Нет! — громко крикнул Тамар и одним прыжком соскочил с коня на вал.

Он проворно стал на краю рва и снова повернулся:

— Нет, Рурьос.

Марчег на мгновение закрыл глаза и снял шлем. Он запрокинул голову. Дождь капал на его лицо, стекая ручьями по лбу и щекам. Потом Тамар пристально посмотрел на своих воинов. Он пошел вдоль линий, глядя в лица масридов и сцарков, которые словно завороженные следили за ним.

— Не мы начали эту войну. Не мы, словно воры, ночью пришли в дом наших братьев и сестер! Это не влахаки напали на нас, а Сцилас и его змеиное отродье, — широким жестом Тамар показал в сторону армии Сциласа.

Он снова медленно пошел вдоль линии воинов, не отрывая от них взгляда. Кроме плеска дождя не было слышно ни звука. Флорес слушала слова Тамара так же завороженно, как и плотные ряды его воинов.

— Я никогда не покорюсь Сциласу! Я не забуду о том, что он сделал с Турдуем! Что он сделал с нашими семьями! Я никогда не забуду и не прощу ему смерти моего отца, и я буду бороться до последнего вздоха, пока эта несправедливость не будет наказана. И если при этом на землю должна пролиться моя кровь, значит, так тому и быть!

Тамар сделал маленькую паузу. Он поднял секиру высоко над головой и крикнул:

— Но если мы пойдем в битву, я не хочу знать, что на моей стороне кто-то не верен мне! Я не хочу видеть никого, на кого я не смогу положиться! Никого, кому я добровольно не вручу свою жизнь! Если кто-то не верит в меня, и может забыть Турдуй, и не хочет проливать с нами свою кровь, он должен уйти! Никто даже не притронется к вам, если вы сейчас оставите меня! Я даю вам слово!

Его последние слова повисли в воздухе во всей своей чудовищности, когда Тамар снова взобрался на вал и вернулся в ряды своих солдат. Флорес смотрела на него большими глазами. Она не сомневалась в том, что он был совершенно серьезен, и в этом явно не сомневались и другие. Никто не подвергал его слова сомнению. Он отпустит каждого. «Он или сошел с ума, или в отчаянии, или гений. Или, возможно, даже понемножку от всего этого».

— Бекезар!

Это был лишь один голос, где-то скрытый за всеми лицами по правую сторону. Один-единственный голос, немного дрожащий, но ясный, пробил тишину. Флорес уже ожидала, что ряды начнут редеть, что масриды и сцарки по отдельности или группами начнут перебегать к Сциласу, вместо того чтобы бороться на стороне ненавистных влахаков.

— Бекезар!

Теперь к этому кличу присоединилось еще несколько голосов. И так с каждым разом все больше и больше голосов повторяли имя марчега, изо всех сил, пока все до единого солдаты не выкрикивали их боевой клич, снова и снова. Их крик гремел над холмом, опускался в ложбину, оглушал. Даже Флорес, подхваченная его силой, присоединилась к ним и в полную силу выкрикивала имя своего старого врага, своего друга, своего любовника.

Она видела Тамара, который внешне безучастно стоял между ликующих солдат. В этот момент он был словно каменное изваяние. И только бледность лица выдавала его напряжение.

Внизу в долине группа всадников развернулась и повела своих лошадей в сторону враждебного лагеря, который лежал за следующим холмом. Флорес показалось, что она увидела среди них белые волосы Сциласа.

Тамар все еще не проявлял никакого волнения, даже когда ликование совсем закончилось. «Сумасшедший, — подумала Флорес. — Теперь они последуют за ним хоть в вечный мрак и выстроятся против любого врага, будь то масриды или дух темноты».

— Я думал, что все кончено, — наконец уже в шатре признался Тамар.

В свете тлеющих угольков черты его лица были невероятно спокойными. Где-то в лагере несколько влахаков собрались у костра и пели старые мелодии, обрывки которых ветер доносил даже сюда. Низкие, печальные напевы смешивались с шорохом непрекращающегося дождя.

— Вместо этого ты завоевал их сердца. Теперь каждый из них сделает для тебя все, Тамар. Это был точный ответ, который ты дал своим людям.

— Да?

Она не могла проникнуть в его мысли. Его глаза были словно зеркало, которые отражали лишь взгляд Флорес, совершенно не выдавая своих чувств.

— Я говорил серьезно, — заявил он и вздохнул. — Я не хотел завоевывать сердца. Это не было планом или стратегией, которой я следовал. Я сказал только то, что думал.