Португальский батальон прибыл без предупреждения. Это были
Их полковника, высокого, с узким лицом, звали Оливейра.
— В течение нескольких дней каждый год, — объяснил он бесцеремонно лорду Кили, — мы занимаем Сан Исирдо. Просто чтобы напомнить себе, что форт еще существует и помешать кому-либо еще здесь расположиться надолго. Нет, не выселяйте своих людей из казарм. Мои люди не нуждаются в крыше. И мы не будем стоять у вас на пути, полковник. Я устрою своим бандитам тренировочный марш через границу в течение следующих нескольких дней.
Позади последних фургонов скрипели, закрываясь, большие ворота форта. Створки ворот соединились, и один из людей Кили поставил на место запорный брус. Полковник Рансимен спешил из башни — поприветствовать полковника Оливейру и пригласить на ужин, — но Оливейра отказался.
— Я ужинаю с моими людьми, полковник. И никаких исключений из правил. — Оливейра говорил на хорошем английском, и почти половина его офицеров были британцы — результат политики объединения португальской армии и сил Веллингтона. К восторгу Шарпа одним из офицеров
— Проклятые ублюдки эти жабы! — сказал он с чувством. — Держали нас в Бургосе на пайке, достаточном, чтобы прокормить крысу, и что там была за жратва — одна гниль. Боже правый, Дик, мы с тобой видали дрянную жратву, но эта была действительно поганая. И все потому что проклятый собор взорвался. Я хотел бы встретить французского артиллериста, который сделал это, и свернуть его треклятую шею!
По правде говоря, это Шарп взорвал склад боеприпасов в склепе собора, но вряд ли было благоразумно признаваться в этом.
— Это был ужасно, — согласился Шарп.
— Вы ушли на следующее утро, не так ли? — спросил Гаррард.
— Кокс не позволил бы нам уйти. Мы хотели пробиться через осаждающих, но он говорил, что мы должны вести себя достойно и сдаться. — Он покачал головой. — Хотя теперь это не имеет значения.
— Жабы обменяли меня, и Оливейра предложил мне присоединился к его полку, так что теперь я — капитан, как и ты.
— Прекрасно!
— Они — хорошие парни, — тепло сказал Гаррард, глядя на свою роту, которая расположилась бивуаком под открытым небом возле северных крепостных валов; португальские походные костры ярко горели в сумраке. Пикеты Оливейры стояли на каждом крепостном валу и охраняли башни у ворот. При таких надежных часовых Шарп мог не выставлять в охранение собственных стрелков, но он все еще опасался нападения и поведал Гаррарду о своих опасениях, когда они вдвоем прогуливались вдоль темных крепостных валов.
— Я услышал о Лупе, — сказал Гаррард. — Он настоящий ублюдок.
— Злобный как дьявол.
— И ты думаешь, что он придет сюда?
— Так говорит мой инстинкт, Том.
— Черт, проигнорируй его, и можешь рыть себе могилу, а? Пойдем навестим полковника.
***
Но Оливейру было не так легко убедить в основательности опасений Шарпа, к тому же и Хуанита де Элиа не помогала взаимопониманию. Хуанита и лорд Кили вернулись после целого дня охоты и вместе с отцом Сарсфилдом, полковником Рансименом и полдюжиной офицеров
— Вы думаете, что французский бригадир будет беспокоиться из-за какого-то английского капитана? — спросила она насмешливо.
Шарп подавил приступ злобы. Он говорил с Оливейрой, а не со шлюхой Кили — но здесь было не место и не время для ссоры. Кроме того, он чувствовал, что каким-то странным образом их взаимная неприязнь заложена в них от природы и потому — неизбежна. Она будет приветливо болтать с любым другим офицером в форте, даже с Рансименом, но с Шарпом в лучшем случае ограничится вежливым приветствием и тут же повернется и уйдет.
— Я думаю, что он беспокоится из-за меня, мадам, — сказал Шарп мягко.
— Почему? — требовательно спросил Оливейра.
— Говорите! Рассказывайте все! — сказал Кили, видя, что Шарп колеблется.
— Ну что, капитан? — поддразнила Шарпа Хуанита. — Язык проглотили?
— Я думаю, что он беспокоится из-за меня, мадам, — сказал Шарп, уязвленный, — потому что я убил двух его солдат.