Битва с Непознаваемой

— Быть того не может.

— Мне тоже не верится, — вставил инженер. — Эти два человека — расисты или провокаторы.

Поняв, что переубедить зомбированных не получится, Чаклыбин встал, сделал несколько шагов к ломам, остановился по приказу и стал убеждать, что ему с приятелем срочно потребовалось на маленький кораблик в трюме. Андрей поддержал друга, ссылаясь на необходимость подкрепиться и другую естественную надобность. Ломы потребовали вернуться в общую кучу, пригрозив применением оружия на поражение. Ответная угроза вернуться к переборке и справить нужду прямо в отсеке напугала конвоиров, и они вызвали своих командиров.

Когда их вывели в коридор, Андрей посмотрел на часы. Гиперпрыжок продолжался около двадцати — тридцати минут. В оптимальном случае они вернутся в отсек управления за полчаса до финиша.

Их конвоировали три лома, вооруженных бластерами. Четвертым сопровождающим было Мренеби собственной персоной. Специальный инспектор уже перестало нервничать и не скрывало презрения к бесхвостым гуманоидам.

— Вы глупы, если всерьез надеетесь подбить на мятеж остальных пленников. — Оно произносило фразы насмешливым, даже издевательским тоном. — Или уже убедились в их полной покорности?

— Поверь, среднеполое, на них я точно не рассчитываю, — вполне искренне ответил Всеволод.

— Твой гендерный расизм смешон, как и твоя бравада. — Мренеби засмеялось, повизгивая. — Ты ведь понимаешь, что тебя ждет долгая старость в тюрьме.

— Зачем же так сурово? — испуганно засуетился Андрей, добавив заискивающе: — Ведь мы не против перейти на службу высокой цивилизации. Просто мы не понимаем, в чем провинились.

— Вот именно, — подтвердил писатель. — Ведь вы сами как будто хотели подорвать власть корпораций.

— Не поймете — вы слишком примитивны, — прикрикнуло Мренеби. — Ситуация намного сложнее, чем способны представить ваши ограниченные мозги. Своими публикациями вы нанесли огромный ущерб репутации Таримкли Ломди Сахал. Мы приложили столько сил, внушая всем народам, что ломы всегда честны и сражаются только за свободу, но результат огромной работы наших идеологов едва не рассыпался вдребезги. А тут еще документы про наемные армии, про гиперонные бомбы. Тупая общественность всех стран готова устроить истерику: дескать, в прошлой войне ломы совершали военные преступления, которые попытались свалить на тарогов.

— Не ломы совершали преступления, а корпорации, — напомнил Андрей.

— Я же сказало, что ты имбецил…

Продолжать разговор ломо не пожелало, а конвоиры-спецназовцы побили людей прикладами и ботинками. Было больно и обидно, а до финиша в системе Бсархада оставалось немногим больше часа.

Потирая ушибленные места, они вошли в ангар, где стоял лом-часовой. Кажется, он был разочарован, когда узнал, что придется торчать здесь без смены до прибытия в столичный порт.

Подключив к работе спецназ, Мренеби обыскало каюту Чаклыбина, заглянуло в санузел и разрешило людям по очереди выполнить физиологические процедуры. Первым уединился в сортире Всеволод. Писатель шумно опустил крышку унитаза, спустил воду, выматерился и затянул невеселый романс о безответной любви.

Пока он безобразничал, Андрей достал из холодильника бутылку газировки, чтобы промочить горло. Вода была холодная, но бутылка оказалась пластиковой, а не стеклянной, то есть в качестве оружия не годилась. Ломо, бдительно следившее за его телодвижениями, осведомилось, как долго намерен сидеть в тесном отсеке Чаклыбин.

— Зависит от объема, — сказал Андрей, допивая воду. — Старики долго возятся, у меня быстрее получится.

— Какая вонь, будь вы прокляты, — с отвращением скривив мягкие ткани передней части головы, прошипело Мренеби. — Бесхвостый, если всерьез хочешь поблажек, ты должен выведать, куда тароги перепрятали бортовой журнал.

— Перепрятали?

— Да, ты правильно расслышал. В рекордере нет носителя. Украсть могли только они.

— Обыщите их.

— Обыскивали, при них нет. Они могли спрятать в любом отсеке.

Человек заверил хвостатую тварь в готовности сотрудничать, но тут за дверцей послышался громкий треск. Лом-спецназовец рывком распахнул незапертую дверцу, Мренеби вскинуло бластер. Чаклыбин изумленно повернул к ним лицо, вымазанное мыльной пеной для бритья. Рассвирепевшее ломо долго выкрикивало угрозы, запретило наводить красоту и велело возвращаться. Однако Андрей уже просто подпрыгивал и клялся, что невтерпеж и сейчас из него польются всякие гадости. Никто из «опоссумов» не вытерпел бы этих запахов, поэтому Мренеби разрешило войти в сортир на время, примерно равное двум земным минутам.