У него была мастерская, где не покладая рук трудились ювелиры и ремесленники. До сих пор мистики считают, что созданные там изделия обладают магической силой.
Настрогали этих артефактов немало – диадемы, кресты, медальоны, медные блюда с фантастическими извращенными узорами, напоминающими химер на соборе Парижской Богоматери.
Особенно ценятся мистиками амулеты Магистра со знаками стихий – воздуха, воды, земли и огня.
Эти предметы не относятся к мировым шедеврам, как изделия Бенвенуто Челлини или Фаберже, они не отличаются особой изысканностью и тонкостью работы, не стоят миллионы долларов. Но среди знающей публики они пользуются ажиотажным спросом. Простым людям ничего не говорит слово «Амулет Гербера». Знатоков тут же кидает в дрожь.
Часть раритетов затерялась на извилистых тропинках истории. Местонахождение других – хорошо известно, они осели в частных коллекциях.
Московский удачливый антиквар Яков Зельцман, одинаково просто вращавшийся в среде олигархов и среди воров различных мастей, не слишком хорошо был знаком с оккультной историей человечества. Зато он хорошо знал цену раритетным предметам. И еще знал, что старый знакомый, который небрежно кинул на стол в тесном служебном помещении антикварного салона «Елена» на Чистых прудах старинный медальон, барахла не принесет.
– Ну, вот как-то так, дорогой мой, – произнес худой, долговязый посетитель затрапезного вида, с неряшливыми старомодными бакенбардами.
Звали его Родион Хватов, и он вполне соответствовал своей фамилии. По трудовой книжке он являлся сотрудником Исторического музея, а по призванию был мелким ворюгой из подвида несунов. Эдакий застенчивый крохобор с тонкой душевной организацией. Работай он на заводе, таскал бы шурупы и гвоздодеры. Но господь рассудил ему родиться в интеллигентной московской семье, поэтому, как в анекдоте, он воровал картины… Точнее, не картины, а всякую мелочь. Которая, как оказалось, порой стоит очень и очень дорого.
На этот раз загребущую свою лапу он запустил в секретный фонд, где хранились предметы, вывезенные из Германии во время Второй мировой войны.
Фонд располагался в одном из подмосковных городов. Там в бетонных бункерах, при строгом соблюдении режима температуры и влажности, хранились сокровища Третьего рейха. Некоторые были разложены, пронумерованы и каталогизированы. Другие так и остались в заколоченных ящиках, толком не описанные и не оцененные.
Долгое время Россия не признавала даже факта наличия таких хранилищ. Ныне никто не отрицал очевидного, однако доступ к сокровищам имели очень немногие. К сожалению, среди этих немногих был и Хватов.
– Хорошая вещь, – нахваливал сотрудник ГИМ свой товар.
– Ты где его спер? – спросил Зельцман.
– От бабушки достался.
– И как зовут твою бабушку? Не маршал Жуков, который брал Берлин?
– Яша, ты же знаешь… У меня опять нашли кучу болячек. Мне нужны дорогие лекарства. А наше горячо любимое государство решило заморить работников культуры голодом. Почему я отдал все русской культуре, а она не может взамен дать мне самую малость?
Антикварщик усмехнулся, подумав, что эта малость не так и мала. И что Хватов, хватая очередную безделушку, все время жалуется на здоровье.
Зельцман посмотрел на массивный серебряный медальон, явно древний, на котором шел затейливый рисунок. Он был отделан золотом и несколькими драгоценными и полудрагоценными камнями. Работа, конечно, не супер, но древность чувствуется. И клеймо какое-то затейливое. На вид век пятнадцатый-семнадцатый.
Осмотрев предмет со всех сторон, Зельцман поинтересовался:
– Сколько ты за этот полицейский жетон хочешь?
– Сто.
– Рублей?
– Обижаешь. Сто тысяч вечнозеленых, Яша. Никак не меньше. Ты же не хочешь моей смерти?
– Ты должен жить, Родион, – торжественно произнес Зельцман. – Поэтому десятку дам.
– Пойду я от тебя. – Хватов укоризненно посмотрел на него через круглые очки с толстыми стеклами. – Какой-то ты ныне несерьезный.
– Приносишь мне паленую вещь и нагло требуешь сотню гринов. На фига козе баян, Родиоша? Или ты меня за кого-то не того держишь?
– Я тебя люблю как брата. И говорю как на духу. Этой бляхи никогда не хватятся, потому что описание в книге учета – медальон серебряный, масса такая-то, ни года, ни эпохи. Я нашел похожую вещицу. И никто не скажет, что это не она… Яша, я тебя когда-нибудь подводил?
– Эх, Родион, в старые времена тебя бы расстреляли.
– Или я бы кого-нибудь расстрелял. Времена разные бывают.
– Очень вещь специфическая, – поморщился Зельцман. – Не думаю, что на нее будут покупатели.
– Будут.
– Пятнадцать, – воскликнул антиквар.
Ему не очень хотелось покупать ворованную вещь. И как всегда в нем боролись алчность с осторожностью. И как всегда алчность побеждала.
– Шестьдесят, – поморщился Хватов.
– Восемнадцать.
Торговались они отчаянно, как на базаре в Хургаде. Наконец сошлись на сорока тысячах долларов.
Через несколько дней Зельцман сбыл медальон за сто двадцать тысяч долларов. И «амулет Гербера» начал свое движение.
Глава 39 Молитва Вознесения