Зачем было напрягать следственные органы и свято исполнять Уголовно-процессуальный кодекс, я не знаю. Обычно эта книжка не представляет для нас никакого интереса – у нас иные методы. Но у Куратора свои соображения, в которые мне лень вдаваться. Неотложный обыск был проведен по уголовному делу о взрывах в религиозных учреждениях, которое вело Следственное управление ФСБ России.
Прибыв на место, я аккуратненько отсоединил от двери наклейки с печатями «Для пакетов. СУ ФСБ России», отпер замок ключом, полученным у Куратора, и мы прошли внутрь.
И вот уже полтора часа ищем здесь незнамо что.
Дом шестидесятых годов, кирпичный, с обычной для хрущоб планировкой. Квартира крохотная – кухня пять квадратных метров и комната метров под пятнадцать. Мебель новая, в стиля «а-ля сарай» – сколоченные какой-нибудь «Икеей» обструганные доски. Компа нет, хотя по пыльному пятну можно определить, что на столе стоял ноутбук. Гнезд от Интернета нет – пользовались какой-нибудь «йотой». Вещей практически нет. Вешалки пустые.
Эвакуировались отсюда быстро, но без суеты. Забрали все важное и ценное.
Везде – на обоях, на столе, в ванной виднелись черные следы от порошка, которым выявляют отпечатки пальцев.
«Пальчиков» изъяли не слишком много, но достаточно. Главный информцентр МВД России по ним ничем не порадовал – не числятся они ни среди судимого контингента, ни по нераскрытым преступлениям с мест происшествий.
Мы осмотрели квартиру с наивысшим вниманием. Простукали пустоты. Вскрыли для верности в двух местах паркет в комнате. У окна в полу зияла дыра – следственная группа что-то там тоже пыталась найти.
Третий Апостол, слишком уж ты чисто ушел. Ничего не оставил. Кроме отпечатков пальцев. Да и то неизвестно – твои ли.
– Ничего мы здесь не найдем, – сказал я устало.
– Значит, хреново ищем, – отмахнулся Робин. – Человек живет в материальном мире. И оставляет материальные следы. Если мы их не видим – это не значит, что их нет. Это значит, что у нас глаза не на том месте.
– Мудрое заявление, – кивнул я. – Но бесполезное.
Я откинулся в неудобном кресле. Голова была тяжелая. Захотелось кофе. На кухне был растворимый, но у меня принцип – не пробовать ничего в чужих жилищах.
– Вся наша беда в стандартности мышления. Мы часто не видим то, что на виду, – продолжал просвещать меня Робин, вновь занявшийся осмотром квартиры. И я ему в этом не мешал.
Он в который раз простукивал стены, протирал пыль под диваном. Вытряхивал чем-то приглянувшиеся ему ящики стола – девственно чистые и пустые.
– Шерлок Холмс, – зааплодировал, не выдержав, я. – Пуаро! Мисс Марпл в одном лице.
– Профессор Мориарти… Погляжу, тебе бы все ржать, смешарик ты наш. А Отечество в опасности, – с этими словами Робин переместился на кухню.
Оттуда послышался грохот посуды.
– Бесполезно, дружище, – крикнул я. – Мы там все осмотрели.
Ответом меня не удостоили.
Через некоторое время Роб появился и аккуратно положил на стол лист бумаги формата А4, оставленный следователями. На нем был какой-то мусор.
– Из-под раковины выгреб. Из мусорного ведра вывалилось. – Надев резиновые перчатки, Робин начал на столике распрямлять отвратительный склизкий комок, который оказался скомканным куском бумаги.
– Ну-ка, – подался я вперед.
– Билет на электричку! – торжествующе объявил Робин.
– Однако, Холмс, – с уважением произнес я. – Признаю свою ничтожность.
– Узнаем, куда этот Апостол катался…
По этому билету мы установили, что куплен он на станции Кусковка неделю назад. В один конец.
Кусковка. Курское направление. Интересно, что именно оттуда прибыли те самые быки, с которыми мы недавно устраивали американскую дуэль.
Похоже, что-то начинает складываться…
Глава 26 Пропуск в рай
С Гремлином работали психологи, но все равно он был не в лучшем состоянии. Глаза навыкате, в них плескалось безумие, но какое-то – вялое, когда человек не совершает дикие поступки, а всего лишь уходит в себя, погружаясь в пучину бездействия и созерцания выдуманных миров.
Если дать провалиться ему в свои грезы, извлечь его сознание оттуда будет трудно. Поэтому врачи пичкали его лекарствами.
Время от времени нам давали его допрашивать.
К сожалению, он знал мало.
Гремлин охотно поведал, как с детства его тянуло ко всему необычному, таинственному, как он мечтал распечатать сокровищницу своего сознания, усовершенствовать себя, и таким путем прошел через различные шарлатанские школы, секты. Он старательно пытался раскрыть сверхспособности, учился разглядывать ауру, вспоминать прошлые жизни, воздействовать на окружающих силой мысли. Он постигал скрытое от простого взгляда. И раз за разом терпел сокрушительные поражения. И не понимал, в чем причина – в нем или в тех гуру, которых он считал светочами.
Одно время ему это наскучило. Он пришел к выводу, что не в порядке дело обстоит все-таки с учителями и что всю жизнь он нарывался на шарлатанов. И тогда отошел ото всей этой ерунды.