Битва при Коррине

По прошествии стольких столетий, думал Агамемнон, я не ожидал, что смогу испытывать какие-то человеческие чувства. Он от души надеялся, что не показал их Вориану.

В помещениях, расположенных под многометровыми толщами льда, царил вечный холод. В разреженном ледяном воздухе дыхание вырывалось изо рта клубящимся паром, неспешно поднимавшимся к высокому потолку. Один из неокимеков привел его в зловещий подвал, где находилась емкость с мозгом Квентина после его мятежа во время налета кимеков на эскадру Файкана.

Великий примеро, освободитель Пармантье и Хонру, командующий силами джихада, являл собой теперь жалкий кусок морщинистой мозговой ткани, плавающий в фосфоресцирующей электрожидкости. Емкость стояла на полке, как оставленная на всякий случай запасная часть. После смелого предупреждения, сделанного Файкану, мозг Квентина доставили обратно на Хессру, извлекли из корпуса и лишили тела, а заодно и всякой возможности к передвижению. Теперь он находился здесь, в ловушке, из которой не было выхода.

Когда Вориан увидел эту печальную картину, в горле у него встал ком и он едва не лишился дара речи.

– Квентин? Квентин Батлер!

Пораженный до глубины души Вориан обернулся, чтобы задать этот вопрос сопровождавшему его неокимеку, но тот, грохоча железными ногами, уже покинул помещение и вышел в коридор. Оставалось надеяться, что у Квентина сохранились сенсоры и громкоговорители, с помощью которых он мог общаться с внешним миром.

– Я не знаю, насколько хорошо ты можешь видеть и узнаешь ли ты меня, Квентин. Я Верховный баши Вориан Атрейдес.

– Я вижу. – Голос послышался из динамика, укрепленного на стене недалеко от емкости. – Я вижу еще один дешевый трюк.

– Я не иллюзия. – Вориан понимал, что кимеки подслушивают каждое сказанное им слово, поэтому надо было соблюдать максимальную осторожность. Любой нюанс, любая фраза будут восприниматься с подозрением. Каким-то образом надо было внушить Квентину, что он искренен, но в то же время не выдать кимекам тайных планов.

– Титаны манипулировали тобой, подвергали тебя пыткам, но я реален. Я воевал бок о бок с твоими сыновьями. Я побывал на Пармантье и первым принес в Лигу страшную весть о смерти Рикова и его супруги от Бича Омниуса. Однажды я сопровождал тебя к Вандре в Город Интроспекции – помнишь, была весна, деревья в цвету. Я тогда говорил тебе, что всегда питал слабость к Вандре, младшей дочери Ксавьера. Тогда ты рассердился на меня за то, что я упомянул имя Харконнена. Ты помнишь тот день, Квентин?

Мозг отставного примеро долго молчал, прежде чем наконец заговорить:

– Кимеки знают о взаимодействии лазера с защитным полем. Это я… я сказал им об этом. Они едва не убили Файкана.

Понимая, что этот предмет разговора может быть опасным, Вориан решил сменить тему.

– Файкан теперь полноправный вице-король Лиги. Ты знал об этом? Он вступил в должность, когда ты с Порсе Бладдом был в отъезде. Ты можешь гордиться сыном.

– Я всегда им гордился.

– А твой младший сын Абулурд… – Вориан положил руки на холодную стенку емкости. – Я позаботился о том, чтобы ему был присвоен чин баши четвертого ранга. Я сам прикрепил к его мундиру знаки различия. Думаю, что это был счастливейший день в его жизни, но он был опечален тем, что ты не смог присутствовать при церемонии.

– Абулурд… – произнес Квентин, словно с трудом вспоминая, о ком идет речь.

Вориан знал, что старый ветеран неприязненно относился к младшему сыну.

– Ты был несправедлив к нему, Квентин. – Вориан чувствовал, что суровый тон будет самым действенным. – Он талантливый, умный молодой человек, и он был прав, взяв имя Харконнен. Могу со всей ответственностью утверждать, что все легенды, которые ты слышал о Ксавьере, – это злонамеренная ложь с начала и до конца. Его сделали козлом отпущения, чтобы укрепить силы джихада. Я образовал комиссию по реабилитации. Настало время залечить эту рану. Что же касается Абулурда… то он никогда не сделал ничего такого, что могло бы тебя разочаровать.

– Я был несправедлив к младшему сыну, – согласился Квентин, – но теперь поздно жалеть об этом. Я никогда больше не увижу его. Я ничего не могу поделать с прошедшей вечностью – только думать и сожалеть о старых ошибках. Я ненавижу себя таким, каким я стал. Если ты действительно сохранил привязанность ко мне, если ты любишь меня и уважаешь, Вориан Атрейдес, то единственное, что ты можешь сделать, – это разбить об пол эту проклятую канистру, в которой плавает мой мозг. Я пытался сопротивляться, но они лишили меня последнего шанса. Я хочу умереть. Вероятно, это единственный способ хоть как-то досадить им и помешать их планам.