– После того как я стал свидетелем мужества и доблести баши Харконнена во время недавнего кризиса в Зимии, я вспомнил о славных деяниях и подвигах его деда, Ксавьера Харконнена. – Он сделал паузу, словно ожидая возражений. – Я был близким другом Ксавьера и знаю, насколько он был верен делу джихада, делу всего человечества. Я также доподлинно знаю, что имя его было намеренно очернено, а истина была скрыта по политическим соображениям. Теперь, когда джихад закончен, я не вижу причин упорствовать в этой лжи и защищать людей, которые давно уже мертвы. Я предлагаю создать парламентскую комиссию для реабилитации имени Харконнена.
Он скрестил на груди руки. Абулурду хотелось броситься Вориану на шею, но он сдержался, соблюдая должный церемониал.
– Но, Верховный баши… с тех пор прошло восемьдесят лет! – сказал Великий патриарх Боро-Гинджо.
– Семьдесят шесть. Но какое это имеет значение? – Вориан жестко посмотрел в глаза Ксандера Боро-Гинджо. Естественно, этот человек не заинтересован в выводах такой комиссии. – Я и так слишком долго ждал.
Потом – как это бывает, когда среди ночи вдруг где-то поблизости разбивается окно, – в тишине зала произошло нечто, омрачившее радость Абулурда Харконнена. Растрепанный мужчина с аристократическим лицом буквально ворвался в зал заседаний.
– Где Верховный баши? Я должен найти Вориана Атрейдеса! – Абулурд узнал поритринского аристократа Порсе Бладда. – Я принес ужасную весть.
Вориан немедленно переключился на нежданного гостя. Точно так же реагировал Вориан на неожиданности во время нападения на Салузу механических пираний.
– Мы были атакованы на Уаллахе IX, – кричал Бладд. – Моя яхта повреждена…
Верховный баши перебил его, стараясь заставить человека взять себя в руки:
– Кто атаковал вас? Мыслящие машины? Омниус уцелел в одном из миров, которые мы разрушили?
– Нет, не Омниус, кимеки.
– Кимеки! – повторил Вориан, не веря тому, что слышал.
– Не важно, скольких врагов мы побеждаем, – произнес Абулурд дрожащим голосом, представляя, как отец сражается с машинами, – на их место становятся новые.
Душа его плавала между обрывками памяти, порожденными последними вспышками импульсов, пробегавших по мозгу. Квентин Батлер решил, что умирает.
Кимеки тащили его по земле, захватив своими членистыми железными конечностями. Они легко могли бы разорвать его на части, как поступили они с металлическим корпусом самолета. Когда он полз прочь в удушливой радиоактивной атмосфере, чернота беспамятства уже подступала к нему, выжигая легкие… и в этот миг кимеки настигли его…
Последнее, что он видел, огорчило его и одновременно породило последнюю надежду. К ним летел Порсе Бладд, решивший попытаться спасти друга, но потом он сбился с курса и взмыл вверх. Когда яхта исчезла из виду, Квентин испытал странное облегчение.
Взрывы боли, уколы, порезы, прижигания… Теперь его мышление замкнулось в каком-то круге, непрерывно прокручивая череду одних и тех же картин. Кошмарные видения, причудливые воспоминания, утекающая жизнь.
Иногда со дна памяти всплывали другие воспоминания – он видел Вандру в те дни, когда она была молода и красива, умная женщина, полная бьющей через край жизнью. Она смеялась его шуткам. Вспомнил он и как они с Вандрой, взявшись за руки, бегали по паркам Зимии. Однажды они наткнулись на стоявший в парке остов поврежденного боевого корпуса кимека. Ах как сладостна ясность восприятия, острота точного припоминания.
Им было так хорошо, так радостно вдвоем. Они с Вандрой были чудесной парой, герой войны и наследница славного семейства Батлер. А потом все резко изменилось – после инсульта, после рождения Абулурда.
В бесконечно повторявшихся кусках памяти – когда в последний момент перед смертью разряжаются химические хранилища мозга? – он снова увидел, как Порсе счастливо избежал пленения и смерти. Это последнее воспоминание преисполнило его радостью – все же в самом конце жизни ему удалось сделать что-то стоящее.